Женщина смерила меня долгим, изучающим взглядом. На этот раз в нём не было ни осуждения, ни холодности. Скорее, тяжёлая усталость и… что-то вроде профессионального интереса. Словно врач, столкнувшийся с необычным клиническим случаем.
Она медленно подошла обратно к моей кровати и остановилась в паре шагов.
— Это плохо, — произнесла она тихо, почти про себя. — Похоже, эфирный удар затронул и центры памяти. Очень плохо.
Она подняла на меня глаза, и её тон снова стал строгим и деловым.
— Слушайте внимательно, княжич Воронцов, потому что повторять я не буду. Послезавтра, в десятый день месяца Огненного Листа, у всего второго курса итоговая Проверка по Защитным Плетениям. Экзамен. Вы должны будете продемонстрировать совету три базовых щита: «Чешуя», «Зеркало» и «Кокон». Насколько мне известно из вашего личного дела, с «Коконом» у вас всегда были проблемы. Именно из-за провала в его плетении щит Голицына и пробил вашу защиту на дуэли.
Она говорила чётко, чеканя каждое слово.
— Вам необходимо не просто сплести их. Вам нужно удержать плетение под давлением эмулятора стихийной атаки в течение пяти минут. Это и есть Проверка.
Она помолчала, давая мне осознать сказанное. А я слушал и чувствовал, как холодеет у меня внутри. «Защитные Плетения», «Чешуя», «Зеркало», «Кокон»… Эти слова не вызывали во мне ровным счётом ничего. Никаких отголосков в памяти, никаких мышечных рефлексов, ничего. Это была полная, абсолютная пустота.
— Вы не помните даже этого? — спросила она, и в её голосе впервые прозвучало что-то похожее на сочувствие.
Глава 2
Я слушал её, и холодное, липкое чувство безысходности сжимало внутренности. Кажется, я влип по уши. Плетения, щиты, эмулятор атаки… Эти слова были для меня пустым звуком. Я не просто не помнил, как это делать — я даже не мог себе представить, что это такое. Как я пройду эту Проверку, если я вообще не понимаю, что тут происходит?
Паника подступала к горлу, но я усилием воли загнал её обратно. Сейчас показать слабость или полное неведение — худшее, что можно сделать.
Я сделал глубокий вдох, стараясь, чтобы он выглядел спокойным. Поднял на женщину взгляд, в котором, я надеялся, читалась усталая решимость, а не панический ужас.
— Спасибо, — сказал я ровным голосом. — Я… вспомню. Мне просто нужно время. Я как-нибудь с этим разберусь. Можете идти.
На её лице отразилось удивление. Она, очевидно, ожидала дальнейших вопросов, жалоб или приступа отчаяния. Но вместо этого увидела неожиданное и, возможно, неуместное спокойствие. Она нахмурилась, ещё раз внимательно осмотрела меня с головы до ног, словно пытаясь разглядеть трещины в моей маске.
— Как знаете, княжич, — произнесла она сухо, возвращаясь к своему обычному тону. — Лекарь Матвеев зайдёт осмотреть вас перед ужином. Не пытайтесь вставать и тем более — практиковаться. Любая попытка плетения сейчас может вас убить. Ваше эфирное тело похоже на паутину после урагана. Ему нужен покой.
С этими словами она наконец развернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Щёлкнул замок.
И я остался один.
Один в тишине палаты, залитой холодным светом магического шара. Один со своим страхом, с чужими воспоминаниями.
Я сел на кровати, обхватив голову руками. Пустота. В голове не было ни единой мысли о том, как плести эти чёртовы щиты. Я медленно поднял перед собой руки — те самые бледные, аристократичные руки Алексея Воронцова.
Затем лёг обратно на колючие простыни и уставился в высокий, теряющийся в полумраке потолок. Свет от гудящего шара был ровным и безжизненным, он давил на глаза. В голове царил хаос.
Мысли метались, и внезапно я вспомнил про единственную связь с внешним миром — высокое, узкое окно.
Эта мысль выдернула меня из оцепенения. Я должен увидеть, где я нахожусь. Увидеть нечто большее, чем эти четыре стены.
Я рывком сел, и тут же за это поплатился. Голова взорвалась острой болью, в глазах потемнело, и тело пронзила волна тошнотворной слабости. Я замер, вцепившись в край кровати, тяжело дыша, пока мир не перестал вращаться. Предупреждение женщины не было пустыми словами. Тело действительно было на пределе.
Но желание увидеть, что там, за окном, было сильнее.
Опираясь о стену, я медленно, шатаясь, встал на ноги. Холодный каменный пол обжигал ступни. Каждый шаг давался с трудом, словно я шёл по дну глубокого водоёма. Но я шёл.
Наконец, я добрался до окна. Оно было высоким, начиналось почти от самого пола и уходило вверх. Стекло было старым, мутным, местами покрытым радужными разводами, но всё же через него можно было что-то разглядеть. Я прижался лбом к холодной поверхности и посмотрел наружу.