Затем я повернулся к Голицыным. Я встретился взглядом с горящими ненавистью глазами Родиона и холодной яростью его отца. Я кивнул и им. Без вызова, без насмешки. Просто признавая их присутствие.
И наконец, я повернулся к нему. К своему «отцу», князю Дмитрию Воронцову. Я посмотрел в его холодные, расчётливые глаза. И улыбнулся ему. Абсолютно искренне, без капли злости или страха. Я кивнул ему, как равному, и снова чуть приподнял кубок, словно произнося беззвучный тост: «За твою игру. За твою ставку. Посмотрим, кто выиграет».
И после этого, не отводя от него взгляда, я поднёс кубок к губам.
И выпил.
Вино было терпким, с привкусом ягод и… чего-то ещё. Металлического. Я сделал положенный глоток и опустил кубок.
Всё. Ритуал был завершён.
Я стоял в центре зала, и тишина была оглушительной. Мой поступок, моё обращение ко всем присутствующим, сломал весь ритуал. Я превратил его из формальности в личное заявление.
Князь Дмитрий Воронцов смотрел на меня, и впервые на его лице отразилось нечто, кроме холодного расчёта. Это было… недоумение. Он не понимал. Он не понимал, что произошло с его «слабым» сыном.
Анастасия Голицына стояла, опустив глаза, но я чувствовал её смятение. Я дал ей не то, чего она ждала. Я дал ей загадку.
Ректор Разумовский смотрел на меня с глубокой, задумчивой проницательностью. Он, кажется, начинал что-то понимать.
Я вернул пустой кубок слуге.
— Помолвка состоялась! — объявил ректор, нарушая тишину. Его голос был громким, но в нём слышались новые нотки. — Да будет этот союз крепким и во славу Империи!
Спектакль был окончен. Но настоящая игра только что началась.
Формальности после церемонии были короткими и холодными. Никто не улыбался. Главы Родов обменялись парой ледяных фраз, и делегация Голицыных отбыла так же быстро, как и появилась. Анастасия бросила на меня последний, долгий, нечитаемый взгляд, прежде чем уйти.
Меня немедленно, без всяких разговоров, сопроводили обратно в Башню Магистров. Мой «отец» не сказал мне ни слова. Он просто смотрел, как меня уводят гвардейцы, и на его лице была маска глубокой задумчивости.
Когда за мной закрылась дверь моих апартаментов, напряжение, которое держало меня всё это время, отпустило. Ноги подкосились, и я буквально сполз по стене на пол. Я сидел, тяжело дыша, и смеялся. Тихим, сумасшедшим смехом. Я сделал это. Я выжил. И я перевернул их шахматную доску.
Весь остаток дня я провёл в своих комнатах. Я ждал. Реакция должна была последовать.
И она последовала.
Вечером, когда я сидел за столом и пытался читать, синее пламя в камине вспыхнуло, и из него вылетел уже знакомый мне огненный шарик — вызов от ректора. Но он не подлетел ко мне. Он завис в центре комнаты и развернулся в проекцию.
Передо мной появилось изображение ректора Разумовского. Он сидел за своим столом, и вид у него был очень серьёзным.
— Княжич, — начал он без предисловий, его голос был сухим и официальным. — Ваш… перформанс на церемонии не остался незамеченным. Князь Дмитрий только что покинул мою резиденцию. Он в ярости и полном замешательстве. Он не понимает, что с вами происходит. И, откровенно говоря, я тоже.
Он сделал паузу.
— Однако ваш поступок имел неожиданный эффект. Князь Павел Голицын, впечатлённый вашей… дерзостью, согласился на одно из старых требований вашего отца по Северным Территориям. Ваша выходка принесла вашему Роду больше пользы, чем десять лет переговоров. Ваш отец не знает, казнить вас или наградить.
Ректор откинулся на спинку кресла.
— А теперь к делу. В связи с этими событиями, принято два решения. Первое: ваша изоляция в Башне Магистров продолжается. Но теперь — с определённой целью. Вы будете заниматься со мной. Лично. Два раза в неделю. Я хочу понять природу вашего «пробудившегося дара».
Моё сердце пропустило удар. Личные занятия с ректором.
— И второе, — продолжил он. — Княжна Голицына изъявила желание… пообщаться с вами. В неофициальной обстановке. Чтобы «лучше узнать своего будущего супруга». Я, после консультаций с её отцом, дал разрешение.
— Завтра, в полдень, она придёт к вам. В вашу гостиную. Вы будете вдвоём. Без свидетелей. Без отцов. Без меня.
Проекция ректора смотрела на меня в упор.
— Я не знаю, чего она хочет, Воронцов. Проверить вас. Сломать. Или… что-то ещё. Но я бы на вашем месте готовился к худшему. Это её первая самостоятельная игра на этой доске. И она будет играть на победу. Конец связи.
Огненный шар свернулся и исчез в камине.
Я остался сидеть в тишине. Один на один с новостью о том, что завтра Снежная Королева придёт ко мне. В мою клетку.