Ну что, суки вы этакие, не ожидали, что я вдруг начну дёргаться? — злорадно подумал я. — Петя Сальников своего не упустит.
Но за этой бравадой скрывалась тревога. Я стал замечать, что меняюсь. И это меня немного пугало. Я чувствовал, как становлюсь кем-то другим — уже не собой, но и не в полной мере Алексеем. Этот новый «я» был слишком смел, слишком дерзок. Я чувствовал, как что-то давнее во мне, в Пете, что было забито рутиной и безнадёгой, вдруг распускается, будто ему наконец-то разрешили жить по-настоящему.
Что ж… Встреча, — я вернулся к насущным проблемам. — Почему бы и нет. Но… здесь Лина. И может быть очень неловко.
Мысль о том, что Анастасия придёт сюда, в наше общее пространство, и Лина может её застать, была неприятной. Мне стало не по себе. Я должен был её предупредить. Подготовить.
Я встал и подошёл к двери. Вышел в общую гостиную. В камине всё так же горело синее пламя, диваны пустовали. Я подошёл к двери Лины и тихо постучал.
Она открыла почти сразу, словно ждала. Вид у неё был взволнованный.
— Ну что? — выпалила она шёпотом. — Что они тебе сделали? Тебя не высекли? Не отчислили?
— Хуже, — ответил я мрачно. — Можно войти?
Она кивнула и пропустила меня в свою мастерскую. Я вошёл, но не стал садиться.
— Лина, слушай. Ректор только что со мной говорил. Он… он разрешил Анастасии Голицыной прийти ко мне. Завтра. В полдень. Она будет здесь. В моих апартаментах. Мы будем вдвоём.
Я видел, как улыбка медленно сползает с её лица. Как в её зелёных глазах гаснет огонёк.
— Здесь? — переспросила она тихо.
— Да, — кивнул я. — И я… я не хочу, чтобы ты… ну… чтобы тебе было неловко. Или чтобы ты случайно вышла и… В общем, я подумал, что должен тебя предупредить.
Лина молчала несколько секунд. Она отвела взгляд, и я увидел, как она закусила губу.
— Понятно, — сказала она наконец, и её голос был нарочито бодрым, но я слышал в нём фальшивые нотки. — Ну, это же… хорошо, наверное. Узнаете друг друга получше. Поговорите. Может, она не такая уж и Снежная Королева, как все думают.
Она пыталась казаться равнодушной, но у неё плохо получалось.
— Я… я, наверное, просто посижу у себя в мастерской завтра. Поработаю. У меня как раз есть сложный проект. Так что не волнуйся, я вам не помешаю.
Она не смотрела на меня. Она смотрела на своего недоделанного скарабея на верстаке. Разговор явно причинял ей боль.
Я смотрел, как она прячет глаза, как пытается изображать безразличие, и чувствовал себя последней сволочью. Этот разговор был тяжёлым, но необходимым.
— Лина, мне очень жаль, — сказал я тихо, сделав шаг к ней. — Я бы не хотел, чтобы так получилось. Поверь. Ладно?
Она медленно подняла на меня глаза. В них стояли слёзы, которые она отчаянно пыталась сдержать.
— Я верю, Алексей, — она выдавила из себя слабую улыбку. — Это не твоя вина. Это… просто так устроен наш мир. Иди. Готовься к встрече.
Она развернулась и подошла к своему верстаку, давая понять, что разговор окончен. Она не хотела, чтобы я видел её слёзы.
Я постоял ещё секунду, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Затем молча вышел из её мастерской, тихо прикрыв за собой дверь.
Я вернулся к себе, и её образ, её печальная улыбка стояли у меня перед глазами.
Чёрт… Неловко всё это получается, — подумал я, расхаживая по комнате. — Мне сейчас совсем это не нужно. Все эти вспыхнувшие чувства, это ощущение вины… Разве я в чём-то виноват⁈ Нет.
Я остановился. Нужно отрезать. Как лишний, ненужный отросток. Мне нужно выживать. Мне нужно менять правила игры, а для этого придётся стать чёрствым. Эта мысль покоробила меня, но я заставил себя её принять.
Чёртовы аристократы! — снова зло подумал я. — Как же вы меня раздражаете. И тут же пришла другая, ещё более неприятная мысль: И кажется, я сам стал себя раздражать. Ведь я становлюсь таким же, как они. Расчётливым, холодным.
Мне вдруг отчаянно захотелось выпить. Чего-нибудь простого, крепкого. Как после тяжёлой смены. Чтобы прочистить мозги и заглушить все эти «чувства».
Я вышел в общую гостиную. Дверь Лины была плотно закрыта. Я подошёл к двери Дамиана и без колебаний постучал.
Через несколько секунд дверь открылась. Дамиан стоял на пороге в простой тёмной рубашке. Его комната за спиной была почти пустой и аскетичной, в отличие от хаоса Лины и моего «космического» шика. Он посмотрел на меня своим обычным непроницаемым взглядом.
— Воронцов? Что-то случилось?
Я посмотрел на его аскетичную комнату, потом на его бесстрастное лицо.
— Да, слушай. Хотел спросить, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более буднично. — Эм-м… здесь можно найти что-то выпить, а? Может, какая-то тайная контрабанда?