— Ну, как у тебя дела со слепком? — спросил он. — Не надо ли помочь?
— Нет, брат, благодарю, — ответил патер. — Пожалуйста, не тревожь из-за меня ни себя, ни рабочих.
Лука снова повернулся к статуе. И в тот же миг отец Рокко тихо передвинул зеркало к проходу между комнатами, поставив его под таким углом, чтобы оно отражало фигуры находившихся в меньшей студии. Он проделал это с большой быстротой и точностью. Очевидно, не в первый раз пользовался он зеркалом в целях тайного наблюдения.
Равномерными кругообразными движениями замешивая мокрый гипс для второго слепка, священник поглядывал в зеркало и видел, как на картине, все, происходившее во второй комнате. Маддалена Ломи стояла позади молодого дворянина и следила за тем, как подвигалась его работа над бюстом. Время от времени она брала шпатель из его рук и показывала ему с очаровательной улыбкой, что и она, дочь скульптора, понимает кое-что в этом искусстве; нередко, в промежутках разговора, когда ее интерес был особенно поглощен работой Фабио, она рассеянно роняла руку ему на плечо или склонялась к нему так близко, что ее волосы на миг смешивались с его.
Слегка передвинув зеркало, чтобы ввести в поле зрения Нанину, отец Рокко увидел, как каждое повторение этих маленьких жестов фамильярности тотчас сказывалось на лице и манерах девушки. Стоило только Маддалене прикоснуться к молодому дворянину, — все равно, делалось ли это намеренно или случайно, — по чертам Нанины пробегала судорога, ее бледные щеки бледнели еще больше, она ерзала на стуле, а ее пальцы нервно скатывали и расправляли свободные концы ленты, охватывавшей ее стан.
«Ревнует! — подумал отец Рокко. — Я подозревал это уже несколько недель».
Он отвернулся и на несколько минут сосредоточил свое внимание на гипсе. Когда он опять посмотрел в зеркало, то успел стать свидетелем маленького инцидента, внезапно изменившего взаимное положение троих людей в смежной комнате.
Он увидел, как Маддалена взяла шпатель, лежавший на столике возле нее, и начала помогать Фабио, желавшему изменить расположение волос на головке, которую он лепил. Молодой человек сначала достаточно серьезно следил за тем, что она делала; но затем его внимание отвлеклось к Нанине. Она взглянула на него с укором, и он ответил ей знаком, тотчас вызвавшим улыбку на ее лице. Маддалена захватила Нанину врасплох и, проследив за направлением ее взгляда, легко обнаружила, кому предназначалась улыбка. Метнув презрительный взор Нанине, она отшвырнула шпатель и с негодованием обратилась к молодому скульптору, который делал вид, будто снова весь ушел в свою работу.
— Синьор Фабио, — сказала она, — в следующий раз, когда вы забудете, что приличествует вам и вашему званию, пожалуйста, предупредите меня заранее, чтобы я могла уйти из комнаты.
Произнеся эти слова, она вышла. Отец Рокко, внимательно склонившийся над своим гипсовым тестом, расслышал, как, проходя мимо, она процедила сквозь зубы: «Если я имею хоть какое-нибудь влияние на отца, этой нахальной нищенке будет заказан вход в студию!»
«Ревнует и она! — подумал священник. — Надо что-то сделать, и сразу, не то это кончится плохо!»
Он снова посмотрел в зеркало и увидел, как Фабио после минутного колебания поманил Нанину к себе. Она встала, сделала два шага и остановилась. Он шагнул ей навстречу, взял ее за руку и с серьезным видом зашептал ей что-то на ухо. Умолкнув, он, прежде чем отпустить ее руку, коснулся губами ее щеки, потом помог ей накинуть маленькую белую мантилью, которой она на улице закрывала голову и плечи.
Девушка вся дрожала и кутала лицо в мантилью. Тем временем Фабио вышел в большую студию и, обращаясь к отцу Рокко, сказал:
— Сегодня я что-то необычайно ленив или туп. Не клеится у меня работа над бюстом! Я решил прекратить сеанс и дал Нанине полдня свободных.
При первом же звуке его голоса Маддалена, разговаривавшая с отцом, остановилась. Бросив новый гневный взгляд на Нанину, которая, дрожа, медлила в проходе, она покинула комнату. Как только она вышла, Лука Ломи подозвал Фабио к себе, а отец Рокко нагнулся над статуэткой, проверяя, хорошо ли затвердевает на ней гипс. Видя, что все они заняты, Нанина попыталась ускользнуть из студии; но патер остановил ее, когда она хотела прошмыгнуть мимо него.
— Дитя мое, — мягко и спокойно, как всегда, сказал он. — Ты идешь домой?
Сердце Нанины билось так сильно, что она не в силах была ответить словами и только склонила голову.