Инна грустно смотрела на своего милого Сашу, пока тот энергично тряс ее за плечи и с напускным весельем рассуждал о своем добросовестном многолетнем труде в журнале. Она знала, что он не видит и не слышит ее, что он говорит с самим собой, и что в общем-то мало верит своим словам. «Все повторяется, -- думали оба, - как повторялось уже сотни раз до этого»…
Инна очень хорошо помнила тот разговор между ними и сейчас ожидала чего-то подобного. Девушка поняла, что молчание становится невыносимым, и шагнула в полумрак комнаты. Александр молча наблюдал, как она медленно приближается к нему и равнодушно следил за движением ее платья. Взволнованное лицо Инны выражало страдание; она нервно поправляла край платья и то и дело касалась своих коротких светлых волос, убирая непослушную прядь, которая все время лезла в глаза. Ему казалось, что она шла очень долго. Вся ее фигура как будто сжалась от страха перед тем, что происходило в этой квартире, но еще больше от страха перед ним, перед тем, что было в нем самом.
Наконец она приблизилась к нему. Опустившись на колени, Инна коснулась лица Александра и вопросительно посмотрела ему в глаза, как бы прося начать говорить.
Он не любил ее и знал это с самого начала, но каждый раз, честно признаваясь в этом себе, не мог сказать правду ей. Инна была так детски непосредственна, так умела приносить с собой в его тусклую квартиру солнце, так любила жизнь, что и он сам на какие-то мгновения начинал верить, что любит. Любит жизнь, а не Инну. Инну любить он не мог, потому что она не любила себя. Она была жертвенна.
Александр не помнил, какого цвета ее глаза и как давно они вместе. Но он знал, что ее смешит, и любил, когда она смеется. Ему нравилась ее нежность, нравилось, как она смотрела на него, подняв глаза вверх, когда трогала его волосы и лицо. Но все-так он ее не любил.
Инна увидела его тексты случайно, когда впервые оказалась в его квартире. Он не мог вспомнить, как они познакомились, но точно знал, что предчувствие этой встречи преследовало его задолго до нее самой. Это была одна из тех встреч, которые не могут не произойти, потому что все к этому ведет: столкновение взглядов, необъяснимое притяжение и уверенность в том, что рано или поздно пространство между ними слишком сильно наэлектризуется. Инна была намного младше, училась на втором курсе филфака и мечтала о большом будущем. Такое же большое будущее она пророчила и ему.
— Вы станете известным, я знаю. Талант невозможно скрыть . А Вы давно в журнале? Знаете, а я ведь тоже пишу…
За невинными разговорами о творчестве они оба не заметили, как оказались в его квартире. Этот день почему-то очень отчетливо врезался ему в память.
Режущая глаз белизна простыни, белое худое плечо Инны, лунные квадраты на полу и капающий кран. Да, тогда так раздражающе капал кран, и каждая капля будто отдавала эхом в его мозгу. Он ненавидел этот кран.
— Так давно ты журналист?
Последнее слово эхом отдалось в голове Александра. Он поморщился, и девушка с недоумением посмотрела на него, не зная, как много он передумал о своем профессиональном пути за долгие семь лет работы.
— Всю жизнь. Как только научился говорить, с блеском брал интервью у соседа-алкоголика, который почему-то бросался тапками, - мрачно ответил он.
Александру не хотелось говорить с ней об этом. В висках сильно стучало. Ему куда больше нравилось, когда она мило поправляет свои волосы и указательным пальцем слегка почесывает нос, когда стесняется. Разговоры с Инной о его работе почему-то всегда вызывали в нем непонятное раздражение. Ему казалось, что каждый ее вопрос об этом был намеком, претензией или укором.
С тех пор как девушка узнала, что Александр пишет, она как будто стала еще живее и громче. Иногда ему казалось, что она видит себя его Маргаритой, и любит себя в этом, а до него ему нет никакого дела. Хотя в ней всегда было так много жизни, что она иногда выливалась за край, топила в себе все, что попадалось на пути. Этот свет жизнелюбия часто ослеплял Александра, хотя он и понимал, что Инна очень старается для него. Старается развеять мрак, которым он намеренно окружил себя, как бы прячась в нем от настоящего, где он все еще всего лишь второсортный редакторишка провального журнала…
— Саша, ну что с тобой такое? Ты не слышишь меня будто, милый, - вид ее стал еще более встревоженным. Александр заметил в уголках глаз девушки капельки слез, которые она упорно сдерживала.