Прежде по привычке загадав страницу, Александр открыл записную книжку.
17 мая. Суббота
Снова был у озера. Чувствую в себе силу неимоверную. О.В. говорит, что последнее отличается от прежнего: много тонкости и чувства. Просит не бросать и обязательно отправить Покровскому, чтобы он одобрил. Видел сегодня Н. Прекрасна в своей печали, как и всегда.
«Назло предубеждениям и шепоту тоски» (по-моему, хорошо). Будет что-то о фатализме.
Александр быстро отвел взгляд от исписанной неровным, суетливым почерком страницы. В груди щемило, в висках стучала кровь, а в памяти мигом всплыла двадцатая весна его жизни. Вдохновленная, нежная, полная света и любви ко всему живому.
Внутри него что-то поднималось, волнами проходя от сердца по всему телу. В эту ночь он не спал, а под утро, когда последняя страница записной книжки была жадно прочитана, он без сил повалился на диван. Последние слова, записанные им двадцатилетним, он проговорил вслух:
И правь судьбой,
Влияй собой
На ход
Событий.
***
Майское солнце играло лучами в зеркалах заднего вида и больно резало глаза, но Александр уверенно вел машину по знакомому маршруту. Бессонная ночь давала о себе знать, и мужчина иногда путался в километрах, но, завидя знакомую раскидистую березу, круто повернул направо.
В его голове упрямо сидела какая-то неясная, еле уловимая мысль, которая резко выступала на фоне остальных, беспорядочно роившихся мыслей, не покидавших его с самого утра. Александр думал о том, что Инна наверняка не спала всю ночь и сейчас упрямо ждет его звонка; о том, что сегодня ему нужно было привести в издательство окончательный вариант статьи, который вчера он так безжалостно порвал на куски; о том, что следовало бы еще неделю назад оплатить счета, а маме неплохо было бы отправить цветов; снова об Инне и о том, что она часа через два приедет сама в его квартиру, со свежими цветами и удивительно плохим кофе из дешевой кофейни, куда девушка часто заходит перед началом занятий в университете.
Александр резко выжал тормоза. Он чуть было не пропустил съезд. Мысленно ругая себя за невнимательность, мужчина аккуратно выехал к месту, о котором думал со вчерашней ночи. Голова его, еще пару минут назад переполненная невообразимым количеством не связанных между собой мыслей, сейчас была абсолютно пуста. В груди ныло, а желудок почему-то резко скрутило. Мужчина чуть успокоил частое дыхание и вышел из машины.
И вот он снова здесь. Это место из его снов, место, к которому он бессознательно обращался, бросая тоскующий взор на далекое, смутное, но такое счастливое прошлое, покрытое бестелесной молочной дымкой воспоминаний.
Александр с легкостью спустился с покатого выступа и оказался на берегу озера. Спокойная гладь воды только изредка покрывалась легкой рябью от теплого майского ветра, который то и дело с отеческой нежностью касался ее поверхности. Во всем, как и двадцать лет назад, было разлито умиротворение и царил чарующий покой. Мужчина не верил, что от пыльного города его отделяют какие-то тридцать минут быстрой езды по трассе. Александр вдыхал пьянящий запах свежескошенной травы, который, наполняя грудь, кружил голову. Мужчина с силой зажмурил глаза, так что перед ними в темноте заплясали цветные пятна.
Солнце уже прощалось с землей, и последние его лучи, пробираясь сквозь стену деревьев на том берегу, чуть золотили все, чего касались. Вечер здесь ощущался совсем иначе. Он будто медленно убавлял яркость и шум всего вокруг, смягчал краски, разливал в воздухе тихое мерцание, и тонкие очертания предметов растворялись, становясь еле уловимыми.
Когда солнце своими скупыми лучами
Обнимает, прощаясь, пустой горизонт,
Когда месяц, слегка пожимая плечами,
Освещает случайно края образов…
Александр так ясно вспомнил строчки из своих наивных юношеских стихов, как будто не было этой пропасти длиною в годы, и они с силой резанули его по сердцу своей естественностью. Как будто не было журнала, пустых статей, ожидания успеха, разочарований. Не было ничего: только он, чарующее ощущение жизни в себе и во всем, невыразимое желание описать каждый шелест и каждое волнение души, откликающееся на этот шелест. Опустившись на устеленный мягкой, что-то невнятно шепчущей травой берег, он позволил пестрому хороводу звуков, ощущений и запахов наполнить все его существо. Он силился вновь поймать хотя бы на миг то едва уловимое чувство, которое раньше так часто посещало его в этом месте.