Изрядно ободренный переменой, я гордо покинул уборную и направился к стойке регистрации. Называли ее так по старой привычке, ведь когда-то прибывавших в гостиницу людей действительно встречали за стойкой и записывали в тетрадь. Наверное, даже от руки. Пером и чернилами…
Сейчас это небольшой зал ожидания с удобными креслами и общественным стереопроектором, повествующим об устройстве городка и Полинезийского университета в целом. Каждый может запросить эту информацию через коммуникатор и просмотреть в индивидуальном режиме, но почему-то традиция коллективного вещания оказалась более живучей, чем регистрационные стойки.
Я присел, заказал кофе с бисквитом и, в открытом режиме, отметился как приезжий. Стандартное приветствие визуализировалось над столом. Мне предложили на выбор несколько пустующих номеров, я остановился на крайнем, если можно так сказать в отношении тороида… На том, рядом с которым потенциально возможное скопление людей было бы наименьшим. Разумеется, эту задачу решил за меня компьютер, мне-то откуда знать?
Кроме меня здесь никого не было, но неподалеку кипела жизнь, я мог наблюдать ее через отверстие горизонтального тоннеля, связывающего этот купол с соседним. Туда-сюда сновали люди и роботы. Я усмехнулся: наверное, странно выгляжу без багажа. Но доктор Джефферсон может выглядеть как угодно, в известности есть свои преимущества. Правда, пока они никак не проявлялись. Спокойно пью горячий кофе, пожевываю пирожное, никому глаза не мозолю и, признаться, очень этому обстоятельству рад…
— Доктор Джефферсон! Как мы рады вас видеть! — возопил внезапно материализовавшийся стереообраз: высокий худощавый блондин с нордическими чертами лица и удивительно энергичной мимикой.
Я чуть не поперхнулся.
Ну, сам накаркал.
Конечно, как только регистрационные данные… Эх. Надо было сначала допить, а потом уже…
— Позвольте представиться: доктор Мерлинг, Чарльз Мерлинг… А это — доктор Зума… И доктор Красовский… — блондин широко взмахнул рукой, словно приветствуя вновь прибывших.
Тут же из пустоты материализовалась запыхавшаяся доктор Зума, маленькая негритянка, по черноте кожи способная поспорить с нашим дорогим Робом Боббсоном, и застенчиво теребящий воротник халата доктор Красовский — молодой веснушчатый парень с наивными голубыми глазами, вероятно, из вчерашних аспирантов.
«Из разных углов сбегаются, что ли… Мышки ученые… — мелькнула у меня в голове озорная мысль, тут же сменившаяся грустным удивлением. — Был ведь недавно сам таким же лопоухим юнцом… Потрепало меня, и в глазах тоска, зеркало не врет… Я не старше его, всего ничего прошло с конца стажировки… Какой маленький шажок для времени, но какой большой напряг для Пола Джефферсона, сэр…»
— Рад познакомиться, зовите меня просто, Пол, — отставив чашку и привстав, раскланялся я.
— Сидите-сидите, доктор… Пол. Мы скоро подойдем, чтобы поприветствовать лично… Так сказать… Никуда не уходите! — Мерлинг заговорщицки подмигнул и пропал вместе с остальными.
Лично. Разумеется, лично. Пожать руку, похлопать по плечу: «Здорово, Пол! Как жизнь, Пол! Ты молодец! Ну, давай, заглядывай!» — и прочие ритуальные танцы.
Несмотря на технический прогресс и богатый арсенал иллюзий, раскрывшийся с ним, люди остаются людьми: пытаются держаться за традиции, иногда даже крепче, чем раньше, предпочитают личные встречи — стереоконференциям, считают наилучшим — воспитывать детей в семьях, а на отдых любят выбираться на природу, не ограничиваясь фантазиями продвинутого климат-контроля. И движение натуралистов, многие лозунги которого выглядят абсурдно, не случайно набрало такую популярность, что стало способно блокировать в Совете инициативы могучих преобразователей. Прогресс — это еще не все. И сопротивление человеческой природы — не просто бессмысленная, механическая инерция. В ней есть стремление внутренне оставаться людьми. Улучшенными, усиленными, но людьми.
Поэтому же работа Роннигстона «Совершенство человеческого сознания» ошеломительно популярна. Его постулат, на мой взгляд, не бесспорный, сводится к следующему: если убрать перегибы и недостатки, настроить все как следует, то ничего в мире не найдется идеальнее и гармоничнее нашего сознания. И поэтому, мол, лучшее, что можно найти для общества — это прочистить себе голову. Если все прочистят — будет идеальное общество, где прекрасно станет житься каждому, и все тайны мироздания немедленно падут к нашим ногам.
Это я упрощенно излагаю, конечно, в книжке много всяких убедительных слов, иллюстраций, процессных потоков, ссылок и прочего. Но свести можно к вышесказанному. И люди это потребляют, говорят: «Да-да, это он классно сказал!», потому что им хочется в это верить, хочется стремиться к тому самому совершенству — быть совершенными людьми. На деле, конечно, как всегда: стремятся единицы, остальным только хочется стремится, да и то — не постоянно, а так, по вторникам после ужина.