Вскоре после похорон мои родители решили сменить сонный городок на более крупный и современный город. Но прежде чем грузовик-перевозчик увез нас в пугающее неизвестностью завтра, я нашла в сарае длинную прочную веревку.
Ночью, пока никто не видел, привязала один конец за ножки лавочки перед домом Грозовой тучи, другой – к крюку грузовичка, который ее сосед справа оставлял на улице до раннего утра.
Мне было очень больно. Я считала несправедливым, что трех веселых Маряйек коснулась беда, они исчезли сами или потеряли свои улыбки.
Маряйка в кломпах не подтянулась на турнике.
Маряйка-девочка плакала от горя, и не было феи превратить ее слезы в жемчужины.
Но ничего не случилось с четвертой. Туча сидела по выходным дням на любимой лавочке и даже под солнцем грозила ненастьем плохого настроения и молниями колючих слов.
Я верила, что восстанавливаю нарушенное. Что смогу выправить колесо, и тогда оно снова покатится легко и ровно.
Утром улицу разбудил необычный гром, наполнили возмущенные крики и возгласы. Я не подошла к окну. И когда садилась в машину, не подняла головы. Смотрела только на свои мелко дрожавшие руки…
***
В шумном городе, в просторном доме и среди новых друзей началась моя новая жизнь. В ней было много всего – как и положено в буднях и праздниках быстро растущего ребенка, подростка, молодой девушки. Планы, мечты, их крушение и возрождение. Шли годы. Я оставалась среди своих знакомых единственной Маряйкой. Три других скрылись в воспоминаниях о сонном городке.
И хотя происходило много хорошего, меня не оставляло ощущение, что однажды погнутое колесо не выпрямилось и не катится по дороге ровно. Проехало небольшой участок дороги и взлетело – хорошо если только испугало, завело в сторону, но я набивала шишки и ссадины. Шрамы появлялись на коже. И если бы только на ней!
Окончив школу, я хотела стать врачом, но с мечтой пришлось расстаться после четырех лет неудачных лотерей для зачисления в Университет. Выбрав вместо лечебного факультета фармакологию, я не сразу приняла новую профессию и лишь со временем смогла полюбить работу в аптеке. Не расстроилась, когда среди подарков на свадьбу не оказалось жемчужного ожерелья, я давно не верила в Маряйку-фею, но почувствовала себя обманутой, когда муж выбрал карьеру вместо семьи. Болезненный развод оставил раны на сердце. Скорый уход с работы – на душе, потому что я знала, со мной обошлись несправедливо.
Колесо пробуксовывало, раз за разом оставляя меня с болезненными травмами. И тогда я решила сама взять крутой поворот.
Отговаривают возвращаться туда, где был счастлив.
Места меняются. Наши воспоминания о них не совпадают с действительностью. Увидев вместо родного чужое, можно еще больше потерять.
Но я отбросила предубеждения и вместе с дочкой вернулась в городок моего детства и даже в бывший родительский дом.
Он успел сменить нескольких хозяев, его перестроили почти до неузнаваемости снаружи и внутри, но не тронули гостиную и детскую комнату. Мне показалось это хорошим знаком.
Сохранись дом чуть больше прежним – в нем стало бы тесно от воспоминаний. Изменись сильнее – я вряд ли бы выбрала совершенно незнакомый дом. А так он мог снова стать «моим».
Сонный городок по-прежнему не успевал в ногу со временем. Соседи спорили о картошке и обсуждали шляпы королевы. Но машины ездили по улицам чуть быстрее, и по субботам работали магазины, в воскресенье меньше семей направлялось на утреннюю службу. Во многих домах работал телевизор.
Я почти не встретила бывших знакомых. Кто переехал, с другими не нашлось ничего общего. Зато очень удивилась, увидев Грозовую Маряйку.
Она все так же держала овощной магазин на базарной площади и жила в доме напротив. Но вроде как сникла, потускнела, из Тучи превратившись в серое облако. Молнии заснули в глубине уставших глаз. Она постарела. А ведь уже тогда, давно, казалась мне старой – так детский глаз превращает даже тридцатилетних в пожилых. У крыльца ее дома не появилось новой лавочки, и со слов соседей – с самого моего отъезда Маряйка скрывалась в выходные дни в доме или саду.
Так много лет спустя я узнала последствия своего поступка – тишину на улице без насупленного взгляда Тучи и ее колючих замечаний.
Обустроившись на новом-старом месте, у меня получилось открыть небольшую аптеку, на месте канцелярской лавки, по соседству с овощным магазином.
Маряйка, конечно же, меня узнала, если не по внешности, то после того, как я представилась. Но ничем не выдала своих эмоций по поводу моего возвращения. Разве они должны были быть особенными. Но порой мне казалось: она о чем-то догадывается. В потухшем взоре оживали острые иглы. Однажды их заметила моя дочь и, придвинувшись ко мне поближе, прошептала на ухо:
– Почему наша соседка смотрит на тебя сердито?
Тогда я рассказала ей о Маряйке.
Каким черным было ее воскресное платье и какой хрустящей белизна кружевного чепца. О золотых креплениях, извивающихся спиральками, с подвесками в виде листочков, звеневших, когда женщина вертела головой.
Я объяснила дочке, что традиционные чепцы бывают очень разными и порой имеют очень сложную форму. Для них придумано множество всевозможных креплений: ободков, которые прячутся под плотным кружевом, и заколок из серебра и золота. Некоторые украшения выглядят почти смешными – например, в виде пластин, похожих на солнечные батареи лунохода, или в форме голов грифонов и разных птиц. Чепцы прикалывают тонкими спицами – у Маряйки тоже были такие – по три с каждой стороны головы... В прошедшие годы я много читала о национальных костюмах, в особенности о женских головных уборах, и знала, что они передаются в семьях от матери к дочери и хранятся как большая ценность.
– Жаль, что она его больше не носит, – расстроилась моя дочка.