— Я слышал — недалеко пропал ребенок.
— Девочка? Мало ли детей заблудилось в лесу? — слишком поспешно говорит Саль.
— Не мало. И кто знает — куда все они делись?
— Да. Кто?
— Ты, голубушка.
Они прищуривается и гордо задирает вверх подбородок. Салли красива всегда.
— Мы будем драться? — спрашивает Саль.
— Зачем? Чтобы доказать, что я сильнее?
Она бьет мне кулаком в лицо.
Я делаю шаг к ней, и она промахивается. Успокойся, милая. Особенно хорошо это делать с заломленной рукой, уткнувшись носом в землю. Напрасно ты считаешь, что можешь вырваться. А рука может и сломаться в суставе. Да, плакать разрешается. От боли, от бессилия, от унижения. Ты могла бы разжалобить кого угодно. Не меня.
Ты хочешь что-то сказать? Как вовремя. Что-то про любовь? Да, я знаю это слово, слышал. Вряд ли я единственный, кто нужен тебе. Думаю, тебе нужны многие. И я должен сделать так, чтобы этого не случилось.
Запах крови. Его не должно быть здесь — жэни не едят вблизи логова. Но не надо забывать, что Саль всё еще человек.
Я захожу за избушку и натыкаюсь на большую яму, вырытую совсем недавно. Она почти пуста. Лишь кровавые потеки на стенках и немногочисленные останки.
Я не буду говорить — чьи.
Последний жэнь. Последняя.
Я убил ее.
Так что не нужно подправлять мне память. Я должен жить с этим.