Операция под кодовым наименованием «Обретение утраченного» начинается рано. Подхватываю на ничем не примечательном перекрестке Алену, и едем за город. Сперва привычно следую по прежнему маршруту, и лишь потом хлопаю себя мысленно по лбу.
«Вот балда! Искать же ничего не нужно, а укромные перелески есть и поближе к городу!»
В пути начинает накрапывать мелкий дождик и это не есть хорошо. Покрывало, предусмотрительно захваченное для отдыха на травке, так и останется невостребованным. Памятный знак, обозначающий границу города, остается позади. Спутница, наблюдавшая отвернувшись, за проплывающими городскими видами, наконец, избавляется от темных очков-стрекоз. Тонкие пальцы гладят мое бедро поверх брюк. Сначала едва касаясь, затем основательнее, плотнее, сминая ткань у внутренней стороны. Не остаюсь в долгу, но быстро оставляю затею. Во-первых, крайне неудобно. Во-вторых на Алене летние брюки, и само действо не так уж интересно.
Тем временем очки отправляются на торпеду, ловкие пальцы мигом справляются с застежкой на брюках, аккуратно отодвигают бегунок молнии. Губы шепчут «заждался, милый», накрывают, светлые волосы с непрокрашенными корнями взлетают и опадают. Под шорох шин по мокрому асфальту, под музыку с ретро канала, ненавязчиво льющуюся из динамика, Алена подбирает нужный ритм. Не быстро, но и не медленно.
Прибываем точно по расписанию. Машина, остановившаяся под сосной. И я. Последние пару десятков метров, с кочками и рытвинами, добавили остроты. Орган то норовил покинуть гостеприимную обитель, то с размаху влетал глубоко, пару раз, кажется, даже в горло.
Алена замирает на минуту, отрывается, сглатывает шумно, слегка запрокидывая голову. Я приоткрываю окна. Дождь в наступившей тишине методично звенит по крыше. Откидываю оба кресла назад, роюсь в бардачке, и протягиваю спутнице пластинку клубничной жвачки.
—Не надо. Мне нравится твой вкус…
Я поворачиваюсь к ней, устраиваю голову на ладонь.
—Ты уже с ним знакома, наверное, лучше, чем с ароматом мужа.
Моя рука накрывает ее пах.
Тыкаюсь носом между обалденно соблазнительных, тугих титек. Губы… язык… снова губы… Продвигаюсь по изысканной рельефной дорожке выше.
Алена не знает, что делать с руками. Правая, то судорожно прижимает мою голову, то ласкает плечи. Левое запястье, все еще одобрительно оглаживавшее мастера молочных фейерверков, то прижимает мою ладонь к женственности, то принимается бороться с ней.
—Говори… говори еще,— шепчет горячо,— люблю твои распутные речи… Слушаю… И как малолетняя дура млею… И хочу быть с тобой такой же… развратной… безбашенной… неутолимо-бесстыжей.
Она приподнимается, смотрит мне в глаза взглядом, затянутым чувственно-похотливой поволокой. Не отрывая взгляда расстегивает и, повозившись вправо-влево, приспускает штаны. Лимонная ткань с белой вставкой белья, сползает с края кресла. Мой средний палец ложится точно по центру.
—Знаешь, ты снизу такая гладенькая, такая идеально-ровненькая,— палец пошел повдоль вверх, непрерывно касаясь подушечкой, но совсем не надавливая. Вернулся. С настойчивостью и скоростью улитки устремился вверх снова. После четвертого или пятого восхождения за улиткой потянулся отчетливый влажный след.— Словно девочка…
—П-п-продолжай…
— Будто невеста…
—А ты хотел бы… видеть меня невестой?
—В белой короткой фате. И белых же туфлях на высоком каблуке. С ниткой жемчуга в волосах. И…
Палец проваливается внутрь. Алена постанывая, прогибается в пояснице. Поясница и спелеолог одновременно занимают исходное положение.
—И?
—И все… Одежды достаточно.
Кончик пальца пляшет вокруг, у самого входа, как пьяненький кавалер, не решающийся приступить к кружащейся в танце красавице. Ему на помощь приходит товарищ. И они степенно, растягивая податливые стенки, идут в глубину. И там замирают.
—С-с-с-с-с,— шипит партнерша, втягивая воздух между зубов,— Я представила… Ты умеешь задевать нужные струны. Знаешь, я ведь не собиралась сегодня… по пути… брать у тебя в рот…
—Отсасывать,— назидательно уточняю я.
—От-с-а-а-а-а-сы-вать,— смакует слоги как карамельки.
Держать пальцы неудобно, вынимаю и поглаживаю аленький колпачок сверху.
—Т-а-а-а-к,— реагирует жена друга, закатывая глаза.
—А что же изменила решение?
Кончик пальца как мячик, привязанный к вершине столба и получивший шлепок,— сужает спирали, пока не ударится о твердое, и вновь начинает раскручиваться на противоходе.