Мне приятно идти, держа ее ладонь в своей. Рядом ни души, только воробьи проносятся рядом, изредка стрекочет сорока и, из глубины соснового леска, подает голос кукушка.
Ребенок отведен в садик, Миша усердно трудится за монитором. Новая квартира уже стала тихой гаванью для семейной лодки. Я, естественно, помогал с переездом. Матрац с Аленой перевернули в последний момент, слаженно, как два заговорщика. Действительно, странно, если бы на изделии от производителя обнаружились бы вдруг расплывчатые недвусмысленные пятна.
От Алены веет ароматом головокружительного парфюма. Она прижимается грудью к плечу, и теперь с каждым шагом я ощущаю ее близость. Непередаваемое ощущение упругости, мягкости, едва ощутимого через одежду тепла. Возможно, тепло, лишь плод воображения, но оно распространяется подобно пожару. Чем дольше длится прогулка, тем отчетливее обостряются чувства, крепнет первобытное желание. И не только оно.
Теперь нам приходится встречаться на съемной квартире. Она совсем неподалеку от парка, и мы добираемся до места пешком, через железнодорожный мост. Внизу гудит локомотив, от вокзала трогается темно-зеленая гусеница пассажирского состава.
—Ален, давай съездим на Новый Год в Москву. Возьмем Антошку, покажем ему Красную площадь. Посидим в ресторане, погуляем по Арбату.
Алена отворачивается то ли от ветра, то ли от моего предложения.
Через минуту отвечает неожиданно:
—Я подумаю.
Стены подъезда расписаны графити. Щелкает замок квартиры, плащ Алены вкрадчиво шуршит в темноте прихожей. Первый поцелуй… Не отрываясь друг от друга перемещаемся в комнату, по пути избавляясь от излишков одежды. Не успеваю ни полностью раздеть Алену, ни добраться до постели. Все происходит молниеносно, спонтанно.
—Никогда не делала это на столе,— с улыбкой замечает моя девушка через несколько минут, оправляя юбку. Разлив по стаканам сок, переводим дыхание.
На глаза попадается бутылка зеленого стекла, притаившаяся между стеной и ножкой стола.
Наклейка подтверждает догадку обоняния. Водка. Тару еще недавно наполняла водка. Забавно. Раньше, до перестройки, в таких бутылках продавали только лимонад. Или как все называли напиток «ситро».
Квартира съемная. Ключи только у нас двоих. Два дня назад водки не было. Алена вряд ли могла осилить пол-литра в одиночку. Логический вывод вроде бы напрашивается. Но я даже не думаю о другом мужчине. Мне кажется существование его столь же вероятно, как присутствие кубика льда в кипящей воде.
—Сережа?
Увидев бутылку, Алена всплескивает руками.
—Светка! Надо же так меня подставить!— на лице искреннее возмущение. — Вот и доверь ключи подруге!
Я обнимаю, она ускользает. Шторы никто и не думал открывать. В кухне тарахтит старенький холодильник, из-под двери пробивается полоска солнечного света. Тепло, мягко, уютно. Хорошо.
—С любовником? – вяло интересуюсь я.
Наши отношения мы так не называем. Хотя бы потому, что слово не нравится обоим.
—Ну да,— Алена пожимает плечами,– У Светки мужчина.
Я смутно припоминаю Светку.
—Блондинка? С хвостиком?
—Она.
—Она замужем?— нижние пуговицы блузки появляются из-под широкого пояса юбки.
—Да,— моя избранница сама расстегивает пряжку эластичного пояса, откидывает его на стул.—Представляешь, она говорит, что любит обоих.
—Так бывает?— мне нравится поглаживать ее шелковистые волосы.
—Не представляю. Светка поделилась, что и сама раньше никогда бы не подумала…
—А что нам мешает любить двоих? Или троих?
—Кому нам? – настороженно вскидывается она.
—Нам, людям. Людям вообще, — философски отзываюсь я.
—Ничего, наверное,— откидывается на подушки расслабленно.— Люби себе молча, на расстоянии, в тайне. Платонически. Хоть дюжину люби.
—Я не про «платонически»,— блузка составила компанию поясу.
—Про секс?
Я окружаю поцелуями родинку на шее. Игриво проскальзываю пальцами под лямки лифчика.
—Не про секс. Про любовь. Обычную любовь между мужчиной и женщиной, с поцелуями, объятиями, кульбитами под одеялом, внезапными подарками, ночными звонками, нечаянными встречами и теплотой в груди.
Она медленно наклоняется, расстегивая мою рубашку. Приникает нежно губами к соску. Плотно, настойчиво. Знает, что…
Ее рука находит самую мужественную часть тела.
—О! Мммм,— мурлыкает как кошка,— Кто у нас тут подрос? Кто стал совсем-совсем взрослым?
—Разве у тебя не так?
Алена молчит.
—Ты же любишь Мишку?
Она кивает коротко, и с видимой неохотой.
—А… меня?
Ее губы обхватывают член. С минуту она продолжает кивать. Надеюсь, что утвердительно.
Наконец приподнимает лицо… Смотрит на меня огромными серыми… Невообразимо красивыми…
—А тебя собираюсь любить… прямо сейчас.
Она оглаживает груди, чуть приподнимая их… Дразнит прикосновениями… И себя… и меня…
—Тебе нравится … когда я голая?
—Да. А еще когда ты… бесстыжая.
Алена перекидывает ногу, зависая бедрами над грудью. Раскрывает себя, удерживая складки двумя пальцами.
—Достаточно бесстыже?
—Еще нет.
Усмехаясь, подняла вторую ладонь ко рту, длинно лизнула ладонь от центра до кончиков среднего и указательного пальцев. Подумав, взяла, посасывая, эти два пальца в рот. Опустила ладонь к груди… ниже…еще ниже… Два алых лепестка закружились по глади маленького пруда по сужающейся спирали, будто в центр водоема гнал их невидимый водоворот. Наконец воронка утянула лепестки на дно с протяжным влажным всхлипом.
—Отличное шоу!
Она продолжает распалять себя, поглаживая, пошлепывая, проникая.
—Хочу твоих развратных слов… твоих безумных фантазий…
—Помоги мне начать.
Алена запрокидывает голову. Мышцы живота подрагивают. Еще пару-тройку свиданий с собственными пальцами и ей будет хорошо.
—Ты бы трахнул Светку?
—А ты?
Два прилежно трудящихся работника вдруг покидают забой. Кончики Алениных пальцев, скользкие и дурманяще ароматные, приникают к выпирающему нагло клитору.
—Пожалуй нет. Не её…