На Новый Год едем с Аленой и Антошкой на каникулы. Едем не в Москву, правда, а в Питер. Там обосновался нынче Мишин брат, Дима. Недурственно так обосновался. Алена безапелляционно заявляет, что благосостояние Дмитрия несказанно выросло именно за счет посещения занятий того самого гуру бизнеса и последовавших по завершению обучения «грамотных и высокодоходных инвестиций». Ради интереса я нашел лекции этого просветленного «жреца золотого тельца» в интернете. Пары часов ознакомления вполне хватило, чтобы понять, что никакой он не гений. Разве что талант. И то исключительно в запудривании мозгов, обмане легковерных граждан и определении момента, когда, отквакав свое, нужно свалить в тину. Чтобы всплыть из ряски за три-четыре сотни миль от пребывания последнего ашрама, как и положено общеизвестной непотопляемой субстанции. Впрочем, по моему частному мнению, таковы практически все бизнес тренеры, коучи личностного роста, наставники в эффективности жизни и т.д. Я застал еще то советское время, когда новые науки создавались легко и непринужденно, стоило только к уже известной дисциплине добавить префиксом «марксистско-ленинская» или суффиксом КПСС. К чести тех преподавателей, у которых я сдавал зачеты по таким чудеснейшим дисциплинам как «марксистко-ленинская этика» и того же веселенького коленкора «эстетика», к сим отраслям знания они относились с очевидным юмором. Чего нельзя сказать о современной армии бизнес-стратегов, многократно затмивших по уровню абсурда и лицемерия предшественников.
Едем в Питер не на машине, а в купе поезда. Четвертое место предназначалось, типа Мише. А третье, типа, случайному попутчику. Так считал Миша. Миша, оставшийся доделывать срочный и очень важный для постоянного заказчика, тираж календариков, ежедневников, кружек и прочей лабуды. Остался, естественно, не без тайного участия Алены. Надеюсь, Антошка нас не выдаст.
Поезд трогается, как обычно, для начала сдав слегка назад и лязгнув сцепками, устремляется вперед. Уплывает перрон, истаивает в белой дымке город, за окном потянулись заснеженные поля и перелески. Антон долго не отрывается от окна, но, наконец, ему наскучивает.
Устраиваем совместными усилиями наследника на верхней полке, подняв бортик, чтоб не вывалился, уснув, и подоткнув одеялку для теплоты.
Целовать Алену в полумраке купе, под перестук колес, приятно. Мы сидим прямо под полкой Антона, и видеть он нас не может. Очень скоро моя рука оказывается у Алены за пазухой. Мне по-рождественскому уютно и покойно.
Пока сверху не раздается:
--М-а-а-ам!
Алена не спеша вынимает мою руку, застегивает пуговицу, поправляет кофту. Все верно. Внешне все должно быть безупречно.
Малыш просит сказку. Печалька. Потому что мой малыш тоже хочет. В сказку. Пока мама рассказывает историю про семь гномов, идущих в горы, я мысленно подправляю сюжет. Моих гномов десять, они тоже поэтапно, медленно, но верно движутся вверх. Начав с лодыжек, отдав должное голеням, задерживаются на постой в подколенных впадинах. Лезут выше, по очаровательному глянцу фигурных колонн. Стягивают к лодыжкам белье. Алена, не прерывая рассказа, выступает из трусиков. А вот и оно, золотое руно! Прижимаюсь щекой, задрав юбку. Женская рука нервно одергивает край. Сын ее и моих манипуляций видеть не может. С ним ведет диалог верхняя половина мамы. Очень цивилизованная, красивая и правильная. А моя ладонь сейчас раскалывает единство половины неправильной. Но очень уж притягательной.
Пока увлажняются пальцы, Алена спешно закругляет сюжет. Гномы дошли до заветной точки, и стало им счастье. Затем следует совсем уж непредсказуемый фортель:
-- Очередь дяди Сережи, сейчас его очередь рассказывать тебе сказку!
Оказываюсь на минуту рядом с Аленой, и она ныряет вниз, усаживаясь на мое место. Тихо ползет вниз молния на моих джинсах.
--Это, видимо, будет мальчиковая сказка,-- задумчиво размышляю вслух.
--Видимо,-- воркует Алена, целуя главного героя эпоса.
--Жил-был...,-- тут я озадачиваюсь не на шутку. Кто жил? Когда? С кем? Где ты, дух Ганса Христиана Андерсена? Подсказывай!
--Кто? Кто жил-был?—уже настаивает слушатель верхней полки.
--Жил-был храбрый… извозчик.
--Та-а-к,-- подозрительно тянет Антон.
--Т-а-а-к,-- одобрительно повторяет его мамка, завладевая снизу моей мошонкой.
--И увидел он однажды… принцессу.
--Где?—тут же интересуется мальчик.
--На кухне, на королевской кухне…
Алена трется щекой об меня так же, как несколько минут назад терся об нее я.
--А что делать принцессе на кухне?
--Стряпать… Карета из тыквы у нее совсем прохудилась и, чтобы не пропадать добру, она решила накормить всех родственников тыквенной кашей.
--Фу…,-- морщится Антон.
--Полезно,-- комментирует его мама снизу, сжимая ладонями мои ягодицы,-- тыква. Морковка.
Ее губы, дразня, охватывают еще не созревший овощ, едва касаясь, провозятся по нему.
--Дальше.
--Как увидел кучер принцессу, сразу влюбился без памяти! Шляпу перед ней снял…
Эту часть инсценировки Алена полностью взяла на себя.
--и молвил: «Не видал я никогда девица никого краше тебя!»
Алена охватила полувозбужденный член, приподняла, чмокнула в основании уздечки.
--И поцеловал ее в уста сахарные?-- проявляет неожиданную начитанность мальчик.
--Точно... в сахарные...,-- я въезжаю в те самые "уста", став твердым, как кремень, едва сдерживая стон.
Алена отстраняется, всстает, опускает плотную штору на окне. Бросает, перед тем как усесться обратно: "Спи давай!". Я слышу как шуршит сбрасываемые остатки одежды... Ее руки обнимают мои бедра... И Алена принимается за меня всерьез. В темноте Антошка засыпает бысро. Еще жо того, как я достигаю апогея.
Ночью мы проходим полный круг поз, не пропуская ни одной. Когдаа Алена сверху я отдыхаю, рельсы и колесные пары делают половину работы за нас, наполняя тела стальной неумолимо-ритмичной вибрацией.
С утра в купе все еще пахнет сексом, и мы выходим последними, чтоб не привлекать внимания. Маму с сыном ждет гостиница и развлекательно-познавательная программа. Меня,-- путь в обратный конец. Мне жутко жаль, что я не могу разделять с Аленой дни также, как делю ночи.