После этого старалась не пересекаться с Леонтием. Еду относила Нюра, старшая дочь Петра. Белье грязное забирала Варя. Думалось Маше, что он забудет о ней, да и сама в сердце своё не хотела его впускать.
Время шло, Леонтий тоже встреч не искал, но все заметили, что похудел, осунулся.
– Очнись, - однажды сказал Пётр. - Беду пережил, от болезни тяжёлой Господь избавил, сам себе придумал кручину. Что тебе неймётся? Сыт, в тепле, в добре, девок, лишь свистни, десять прибегут. Чего тебе ещё надо? Хорошо, Мария умнее тебя, а то срам - то какой, люди засмеют.
– А на кой мне люди? Если роднее и милее её, голубушки, на всём белом свете нет никого.
– Ну, уж не знаю, чудной ты какой – то. Хотя, правду сказать, сам был в мальчишестве от неё без ума. Всё похожую девушку, искал и нашёл.
В чём уж он видел схожесть Маши и Вари, это не понять. Рослая, с толстой русой косой и большими синими глазами, Варя больше походила на Леонтия. Но как можно понять влюблённых людей? Им маленькие ростом кажутся высокими, а пухленькие видятся худыми. Неведомо, чем закончился бы этот разговор, но вошла Варя:
– А ты женись, венчайся, перед людьми и перед Богом женой назови. А мы по - другому Марию не отдадим, правда, Петя?
Муж почти подпрыгнул, - «а вдруг про любовь его детскую услышала, запилит. Но, кажись, обошлось».
Приближалась весна, а с ней и Красная пасха. Маша, чтобы отблагодарить Леонтия за платок, сшила ему рубашку. Позвала к себе примерить. Надел он её - красавчик - красавчиком. Стоит, не дышит. Мария рубашку поправляет, работой своей любуется.
– На всенощную и наденешь, любой красавице будешь люб.
– А тебе люб? – взяв её руку в свою и прижав к губам, глядел на Марию с надеждой.
– Я думала, ты уже успокоился. Подумай, наконец, что люди скажут?
– А что нам люди? Повенчаемся, женой тебя назову. Сколько отмерено нам вместе проживём, любить буду, беречь, не прогоняй. Я тебя не тороплю, мне спешить некуда.
– Что батюшка обо мне скажет? Страшно и подумать, что будут о нас говорить, – причитала Маша, но той твёрдости, что звучала раньше, в её голосе уже не было.
Пришло лето со своими хлопотами и проблемами. Крестьянская жизнь замирала зимой, сосредоточившись на скотине, а летом всё крутилось вокруг заготовить да припасти. В народе говорят: «Лето - припасуха, а зима - подбируха».
Не покладая рук трудились Леонтий с Петром и сын Петра - Семён. Никогда лошадь не запарит, в любой работе отцу подмога. Заготовили дров на три дома да в церковь несколько подвод отвезли, благо, что леса вдоволь – руби. Старались до покоса с топливом управиться.
Загребать сено ходили все: и Маша, и Вера, и Нюра. Сена надо зимой много, пусть лучше останется, чем не хватит. В Сибири и в мае не всегда скотину пасут, потому и работали стараясь. Травы поднялись хорошие. На огородах картошки, репы и капусты уродило много.
Как осень прошла, не заметили. С полей всё убрали, работы стало меньше, а вот горьких дум у Леонтия больше. В любовных делах он профан. За Агашей ухаживал, когда был ещё совсем молод, горяч, мог из хоровода взять её на руки и кружить, песни ей душевные пел. Гармошки своей не имел, но в доме, где рос, музыку любили. Однажды попросил у своего названого брата Ивана инструмент и очень быстро научился играть, любую песню подбирал на слух. Не представлял, как для Марии будет петь, поймёт ли его?
Почему - то вспомнил: будучи десятилетним мальчиком, подсмотрел, как его приёмная мама заплетала косички младшей сестрёнке Клаве, единственной девочке в семье. Прижав дочку к себе, говорила:
– Ты моя хорошая, девочка пригожая.
Этой нежности радовалась сестрёнка, а ему очень хотелось, чтобы мать произнесла хотя бы раз и ему эти слова, ни Леонтию, ни Ване, ни старшим братьям мама никогда не говорила их. Став старше, понял, что это такой женский секрет, и только они его понимают. Вспомнил, что, когда ссорились с Агашей, было достаточно сказать ей волшебные слова:
– Ты моя хорошая девочка, пригожая.
И его женщина светилась счастьем.
– Как же я забыл об этом? - подумал Леонтий. - А вдруг и сейчас смогу заветными словами растопить лёд в сердце строгой избранницы?
Выпал первый снег, и решил Леонтий ещё раз попытать своё счастье. Пришёл к Марии, взял её нежно за плечи и дрожащим от волнения голосом прошептал:
– Ты моя хорошая, ты моя пригожая.
И любимая, желанная, уронила голову на его грудь, замерла. Покрепче прижал женщину к себе.