– Лучше сразу мысль греховную из головы отбросить, зачем парню жизнь портить? У него, может, дурь из головы уйдёт, женится, ещё меня благодарить будет.
Леонтий тоже всю ночь не спал, понял бесполезность своего желания жениться на Маше.
Перед Рождеством поехали Петя и Леонтий на ярмарку. Хозяйка за работу отдала ему объезженного жеребца да тёлушку. Надумал Леонтий коня продать, а тёлку на корову оставить. С ярмарки привёз гармонь, купил Маше красивый платок в благодарность за её доброе сердце.
На Рождество после церкви решили собраться у Пети. Варя пригласила сестру Галю для знакомства. За столом Леонтий никого, кроме Марии, не видел, а когда накинул на её плечи платок, то само собой получилось, что обнял женщину. Галя, видя себя лишней, ушла домой. Мария сидела, сгорая от стыда, ведь это она сама просила Галю прийти, а так негоже получилось.
После этого старалась не пересекаться с Леонтием. Еду относила Нюра, старшая дочь Петра. Белье грязное забирала Варя. Думалось Маше, что он забудет о ней, да и сама в сердце своё не хотела его впускать.
Время шло, Леонтий тоже встреч не искал, но все заметили, что похудел, осунулся.
– Очнись, - однажды сказал Пётр. - Беду пережил, от болезни тяжёлой Господь избавил, сам себе придумал кручину. Что тебе неймётся? Сыт, в тепле, в добре, девок, лишь свистни, десять прибегут. Чего тебе ещё надо? Хорошо, Мария умнее тебя, а то срам - то какой, люди засмеют.
– А на кой мне люди? Если роднее и милее её, голубушки, на всём белом свете нет никого.
– Ну, уж не знаю, чудной ты какой – то. Хотя, правду сказать, сам был в мальчишестве от неё без ума. Всё похожую девушку, искал и нашёл.
В чём уж он видел схожесть Маши и Вари, это не понять. Рослая, с толстой русой косой и большими синими глазами, Варя больше походила на Леонтия. Но как можно понять влюблённых людей? Им маленькие ростом кажутся высокими, а пухленькие видятся худыми. Неведомо, чем закончился бы этот разговор, но вошла Варя:
– А ты женись, венчайся, перед людьми и перед Богом женой назови. А мы по - другому Марию не отдадим, правда, Петя?
Муж почти подпрыгнул, - «а вдруг про любовь его детскую услышала, запилит. Но, кажись, обошлось».
Приближалась весна, а с ней и Красная пасха. Маша, чтобы отблагодарить Леонтия за платок, сшила ему рубашку. Позвала к себе примерить. Надел он её - красавчик - красавчиком. Стоит, не дышит. Мария рубашку поправляет, работой своей любуется.
– На всенощную и наденешь, любой красавице будешь люб.
– А тебе люб? – взяв её руку в свою и прижав к губам, глядел на Марию с надеждой.
– Я думала, ты уже успокоился. Подумай, наконец, что люди скажут?
– А что нам люди? Повенчаемся, женой тебя назову. Сколько отмерено нам вместе проживём, любить буду, беречь, не прогоняй. Я тебя не тороплю, мне спешить некуда.
– Что батюшка обо мне скажет? Страшно и подумать, что будут о нас говорить, – причитала Маша, но той твёрдости, что звучала раньше, в её голосе уже не было.
Пришло лето со своими хлопотами и проблемами. Крестьянская жизнь замирала зимой, сосредоточившись на скотине, а летом всё крутилось вокруг заготовить да припасти. В народе говорят: «Лето - припасуха, а зима - подбируха».
Не покладая рук трудились Леонтий с Петром и сын Петра - Семён. Никогда лошадь не запарит, в любой работе отцу подмога. Заготовили дров на три дома да в церковь несколько подвод отвезли, благо, что леса вдоволь – руби. Старались до покоса с топливом управиться.
Загребать сено ходили все: и Маша, и Вера, и Нюра. Сена надо зимой много, пусть лучше останется, чем не хватит. В Сибири и в мае не всегда скотину пасут, потому и работали стараясь. Травы поднялись хорошие. На огородах картошки, репы и капусты уродило много.
Как осень прошла, не заметили. С полей всё убрали, работы стало меньше, а вот горьких дум у Леонтия больше. В любовных делах он профан. За Агашей ухаживал, когда был ещё совсем молод, горяч, мог из хоровода взять её на руки и кружить, песни ей душевные пел. Гармошки своей не имел, но в доме, где рос, музыку любили. Однажды попросил у своего названого брата Ивана инструмент и очень быстро научился играть, любую песню подбирал на слух. Не представлял, как для Марии будет петь, поймёт ли его?
Почему - то вспомнил: будучи десятилетним мальчиком, подсмотрел, как его приёмная мама заплетала косички младшей сестрёнке Клаве, единственной девочке в семье. Прижав дочку к себе, говорила:
– Ты моя хорошая, девочка пригожая.
Этой нежности радовалась сестрёнка, а ему очень хотелось, чтобы мать произнесла хотя бы раз и ему эти слова, ни Леонтию, ни Ване, ни старшим братьям мама никогда не говорила их. Став старше, понял, что это такой женский секрет, и только они его понимают. Вспомнил, что, когда ссорились с Агашей, было достаточно сказать ей волшебные слова: