Но вода ведёт себя так же, а точнее, чешуя на хвосте. Разве что шипит уже не так громко. Правда, пара чешуек, крупных, как монета, отскакивают на пол и тускнеют.
Русал приоткрывает глаза, но молчит. Смотрит на Любу строго и осуждающе. С болью во взгляде.
— Но…
Она хмурится, чувствуя вину. Какая из неё медсестра? Затащила к себе, чтобы убить!
Люба сливает воду в корыте душа. И вдруг касается его плеча в надежде:
— Вода морская нужна?
Русал не отвечает, собираясь с силами. И вот, наконец, произносит обволакивающим, бархатным голосом:
— Но… не из… моря.
— Хорошо, конечно, — частит она, собираясь пойти и что-то придумать, но вдруг рявкает: — А как я должна была вообще догадаться?
Но её возмущение скорее от стресса, чем из-за чего-то ещё, прерывает стук в дверь.
— Добрый день! — звучит женский голос.
— Всё, нас раскрыли, — шепчет Люба.
— Откройте, пожалуйста, это ваш администратор, Анита!
Люба спешит накрыть русала своей простыней, пришикивает него и закрывает дверь душевой.
— Д-да?
— Да, здравствуйте. Я хотела сказать, что вода общая и нам нужны эти бутыли.
— А?
— Я видела по камерам, что вы унесли целый бутыль в своё номер. У вас всё хорошо?
Люба улыбается.
— У меня дикая аллергия на воду из-под крана в последнее время… — тянет она и подаёт девушке пустой бутыль.
— Оу, ладно. Просто обращайтесь в следующий раз прямо ко мне, хорошо?
Люба кивает краснея.
Вообще, она обычно не врёт, а после этой поездочки ещё не сможет, наверное, с год, потому что лимит превышен.
И всё ради… кого?
— Я пойду за морской солью и хорошо бы тазик купить, ты тут не засохнешь? — возвращается в душевую.
— Быстрее. Ты ведь, — обращается к ней так… доверительно, мягко, — быстро? — и с сомнением рассматривает её ноги.
Люба кивает.
— Я постараюсь.
И срывается с места. Даром что не забывает закрыть дверь и повесить табличку «не убираться». А то у горничных тоже есть ключи, и встреча в душевой была бы очень неловкой.
За углом вроде есть супермаркет.
Люба мчит туда, не замечая прохлаждающегося рядом Валеру с новыми девицами.
Анита провожает её тяжёлым взглядом. Она предвкушает тяжёлую смену, на которой её будут дёргать через каждые пять минут.
Люба тратит часть тех денег, которые были отложены на развлечения. В её корзине самый большой, но ужасающе маленький для хвостатого амбала, тазик, все пачки с морской солью, что были на полках, и мочалка.
Вот как она только это всё в номер потащит?
Уже на кассе Люба замечает ещё кое-что в большой картонной коробке, мешкает, но всё же покупает в последний момент.
На всё про всё уходит двадцать минут. Она трясётся, открывая дверь, боясь застать в душе ссохшийся русалочий трупик.
Или обильную пену, будто кто-то взорвал баллончик из серии «после бритья».
— Фух.
Заходит в номер, сбрасывает с грохотом покупки на пол, замыкается и спешит в душевую.
Русал тут же приподнимается. Несмотря на бледность и слабость, осанка у него гордая, а взгляд… надменный? И при этом бархатный…
— Вернулась, — выдыхает он.
— Это я тебе должна сказать: «Не сдох»! Конечно, вернулась, я здесь живу пока что! Погоди…
Чтобы не терять времени, она разводит морскую соль в тазике и принимается лить на него из пригоршней.
— Пересолила — разбавить? Недосолила — досолить?
— Хорошо, — улыбается, — всё так, — и вдруг ловит её за руку, и подносит к своим губам.
Дыхание у него оказывается горячим, в отличие от холодной кожи.
Люба в панике пытается вырваться.
— Ты что удумал? Проголодался?
— У тебя есть еда? — не выпускает он её ладонь так, будто она и не прикладывает никаких усилий, чтобы освободиться.
— Да, — выпаливает Люба, — что тебе принести? Рыбу? Только не кусай меня!
Русал, будто не услышав этих слов, осторожно целует её ладонь и запястье. И поднимает на Любу сверкающий взгляд. Руку её он всё ещё не отпускает.
Она больше не пытается вырваться.
Сердце в груди колотится бешено, то ли от осознания, какой он сильный, то ли…
— Теперь тебе лучше? Мы можем поговорить? Я… купила тебе единорога.
Его брови вопросительно ползут вверх.
— Это невозможно, — звучит категорично. — Тебя обманули на рынке, Камбала.
— Я не…
Она касается своей груди.
— Вовсе не камбала! Имей совесть! Я ради тебя в лепёшку разбиваюсь с самого утра! Ещё даже не завтракала!
Он прослеживает её движения, реакцию, и вздыхает, кажется, что-то сумев понять.