Не, ну он точь-в-точь её бывший.
Люба не выдерживает, хоть и не собиралась с ним ссориться:
— Хватит! Разве я недостаточно ясно дала понять, что мне это не нужно?
Он какое-то время молчит. Будто растерянно.
— Не нужно, что? Совсем не знакомишься? Я ведь… — даже отступает на шаг, — просто пообщаться хотел…
Она нажимает на кнопочку и наблюдает за тем, как тонкой струйкой льётся вода.
Ужасно медленно.
— Очень смешно.
«А лапать тогда было зачем, хочешь сказать, это не ты?»
— Почему смешно, считаешь себя неинтересным для общения человеком?
Она поднимает на него тяжёлый взгляд. Просто убийственный был бы, если бы не очки.
— В каком смысле? Может быть, это тебя я считаю неинтересным человеком? Может быть, ты меня раздражаешь? Может быть, ты просто не моего уровня? В любом качестве.
— У, — тянет Роман и уходит, — да это ты, похоже, не моего уровня. Я люблю воспитанных девочек.
— Просто чего ты ожидал? Что снимешь рубашку и я в твои объятья кинусь? Это по-твоему поведение воспитанного человека? Человека, болван!
— Жарко же, мы были на пляже! — отзывается он, не оборачиваясь, и уходит, наверняка сдерживая ругательство.
— Болван. Роман-Болван. Нет, плохая рифма…
Она ещё несколько секунд сверлит взглядом дверь его номера, чувствуя в груди клокочущую злость. Выдыхает, отпивает прохладной воды и решает выглянуть на улицу.
Дождик и вправду лишь накрапывает, зато воздух свежий и приятный.
— Простите, а у вас нет зонта?
Администратор дремлет, но по зову её голоса тут же просыпается и поднимается, чтобы сразу же начать искать зонт.
— Прошу. Не боитесь так поздно на улицу выходить?
— Я только подышать свежим воздухом, Александр, — считывает она его имя с бейджика.
Приятное здесь место, персонал хороший, до моря рукой подать.
Если бы ещё соседи не были такими мерзкими.
Маринка тем временем навивает круги у сувенирной лавки. А заметив подругу, принимается махать ей рукой.
— Люб! — кричит она приглушённым голосом, будто это может заменить шёпот. — Люба, иди сюда!
— Чего?
Она в этом отпуске с ума сойдёт! Мало что сама в ночь попёрлась неизвестно куда, так ещё и эта барышня занимается тем же самым!
— Ты что тут делаешь? — Люба подходит к ней с явным беспокойством на лице.
— Смотри, — шепчет загадочно и… открывает дверь. — Это я, — в глазах гордость.
Люба вцепляется в неё.
— Что вообще происходит? Почему ты… а?
— Это не честно. Я хотела. И я имею право! Стой на стрёме, — и собирается нырнуть в темноту лавки.
Но Люба вытаскивает её назад и прижимает к стене, вцепившись в плечи.
— Ты что, пьяна? Хочешь, чтобы отпуск закончился концлагерем? Мало того, что я… — она обрывает себя.
С бусами ошибочка вышла. А вот Маринка…
Как это вообще понимать?
Они знакомы уже несколько лет, раньше вместе в больнице работали. Потом подруга всё бросила, вышла замуж. Только уже развелась и в отпуск поехала перед тем, как снова вступить в число трудящихся два через два.
Или для того, чтобы найти себе мужчину и сесть ему на шею. Снова.
Люба такое вообще не осуждает, если всё честно и всех всё устраивает.
А вот грабёж — другое дело!
Карлице это точно не понравится.
Маринка смеётся. Но быстро прерывает себя и настороженно осматривается по сторонам.
— Да я же не украду, я деньги оставлю. Помню, она говорила, четыреста рублей стоит. Просто… посторожи меня. Или как сказать правильно? В общем, хорошо, что ты зде… А что ты здесь, кстати?
— Ничего. Я хотела постучать! Боже, Маринка, сдались тебе эти ракушки? Что ты с ними делать будешь вообще?
— Любоваться! Ты либо помогай мне, либо иди, не отсвечивай. Не привлекай внимания.
Люба выдыхает.
Она на удивление умеет держать себя в руках. Сейчас нет смысла разводить панику, вытаскивать Маринку силой — тоже.
А то ещё обидится потом, как сиамская кошка.
Лучше проследить сейчас, чтобы всё было в порядке, а уж затем устроить ей взбучку. В отеле. При закрытых дверях. Когда у неё уже будут чёртовы ракушки.
— Ладно. Ты сама открыла или как? — встаёт Люба у двери.
— Да. Ну, как, я очень хорошо ручку потрясла, там что-то щёлкнуло и взламывать не пришлось, — отвечает она довольным голосом, будто иначе и правда сумела бы взломать замок, и заходит, наконец, внутрь. — Да ты не бойся, это ведь не кража.
— Четыреста восемьдесят за ракушку! — напоминает Люба, а сама вспоминает про бусы.
Она почти не ощущает их на себе и снимать будто бы лень.