Оставался другой вопрос: хотел ли он, чтобы она вспоминала? Пожалуй, нет. Такая, как сейчас, она его вполне устраивала. Он отчетливо видел желание и неподдельный интерес к нему как к мужчине в ее глазах, вместо прежнего ледяного презрения, и этот взгляд делал его мягким, выворачивал его душу ей навстречу. Он чувствовал, что сейчас он мог вылепить их отношения заново, совсем по-другому, именно так, как он и мечтал всегда. Просто ему нужно укротить свой дикий нрав и властность. Ей явно нравилось, когда он вел себя спокойно, изображая из себя простого смертного. Что же, ради того, чтобы Кариба улыбалась ему и даже целовала его сама, он готов немного поиграть в простого парня. Ровно столько, сколько нужно, чтобы прочно привязать ее к себе. Он убедит ее в том, что она была безумно влюблена в него.
Оставалась одна трудность: кто-нибудь в замке или за его пределами мог просветить ее о характере их прежних отношений. Можно, конечно, запретить, но всегда были те, кто ослушается приказа.
Тогда, пятнадцать лет назад Карибе удалось очень быстро завоевать любовь почти всех его людей. Целые дни она проводила в заботах, общаясь со слугами и с просителями из деревень, старательно избегая встреч с ним. Слух о доброй госпоже быстро распространялся, и поток просителей не иссякал. Люди словно сошли с ума и решили отыграться за все те годы, когда он игнорировал нужды простых подданных. Они все шли и шли к ней. Его молодая жена просто рвала себя на части, стараясь всем помочь. У нее было время для всех, кроме него. Стоило ему лишь появиться рядом, и Кариба мрачнела и опускала глаза, при этом выпрямляя словно окаменевшую спину, и вздергивала упрямый подбородок. От глаз людей не ускользало это, как и то, как мгновенно она обмякала, стоило ему исчезнуть. Ночами она по-прежнему сводила его с ума своим упрямством. Каждый раз как за ними закрывалась дверь спальни, он набрасывался на нее с неутолимым голодом, упорными ласками заставляя ее драконицу подступить близко к коже и затуманить звериным началом разум его восхитительной жены. Ее тело послушно загоралось в его руках дикой страстью, сжигая его самого с такой силой, что порой это пугало. Но стоило лишь отхлынуть страсти, и Кариба становилась холоднее льда, отгораживаясь от него каменной стеной. Она по-прежнему не могла спать с ним рядом, и Раэм вскоре увидел следы усталости на ее прекрасном лице. Тогда скрепя сердце, он стал уходить из их спальни, едва ослабевал его чувственный голод, чтобы она могла поспать. Все это не ускользнуло от слуг, так же, как и напряженное молчание во время трапез и то, что юная госпожа никогда не звала своего мужа по имени, да и вообще не обращалась к нему сама. Вскоре слухи о том, что юная жена повелителя совсем не так счастлива, как должна, расползлись почти по всему Дараиссу. Когда они, сделав круг, наконец дошли до Раэма, он взбесился. Одно дело знать это самому, но узнать, что это так очевидно для всех, было точно нож в сердце.
Пройдя через нескончаемую толпу просителей и ворвавшись в шатер во внутреннем дворе замка, где его жена принимала просителей, он взревел:
– Вон! – и впился в Карибу яростным взглядом.
В этот момент вокруг жены было несколько детей, видимо, сироты. Они сжались от страха, и Кариба невольно прикрыла их собой.
– Прощу прощения, мой повелитель, – холодно сказала она, – мы еще не закончили.
– Мне плевать. Все вон! – рычал Раэм.
Кариба спокойно обернулась к служанке.
– Лана, вымойте и накормите, пожалуйста, детей. Устройте их в комнатах для прислуги, я навещу их позже.
Как только шатер опустел, Раэм шагнул к Карибе и, схватив за руку, дернул на себя, с ощутимой силой впечатывая в свою грудь. Он знал, что причиняет ей боль, но Кариба не издала ни звука, только крепко сжала челюсти.
– Сколько будет продолжаться то, что я вижу тебя только по ночам в постели? – зарычал он ей в лицо.
– Прошу прощения, повелитель, но не понимаю причин вашего раздражения, – холодно сказала она, отказываясь встретиться с ним взглядом.
– Раэм! Я твой муж, и ты должна называть меня по имени. Повелитель я для всех остальных, но не для моей жены. Ты не говоришь со мной, избегаешь целый день и просто позволяешь ласкать себя по ночам. Прошло два месяца, и я был терпелив, но теперь довольно!
Кариба упрямо молчала. Раэм вздернул ее подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Его, как обычно, больно обжег ледяной взгляд любимой жены. Несмотря на это, он, не сдержавшись, накрыл ее губы алчным поцелуем. Кариба не отвечала ему поначалу, но потом он ощутил ее отклик, она стала горячее и податливее в его жадных руках. Он не хотел ждать ночи, хотел добраться до ее тела прямо сейчас, ему было плевать, что за тонкой тканью шатра находятся десятки людей. Упрямый рот Карибы наконец поддался его натиску, и он углубил поцелуй, требуя ее полной капитуляции. Раэм зарычал в нетерпении, жаждая ощутить ее под собой немедленно. Он, не прерывая поцелуя, рванул шнуровку, раздирая ткань ее платья, и стянул его по плечам, открывая для себя доступ к груди и позволяя ему скользить на пол к ее ногам. Подняв ее так, чтобы розовые затвердевшие соски оказались на уровне его рта, он впился в одну из восхитительных вершин. Кариба задрожала в его руках. Он знал, что она, как всегда, борется со своей реакцией на его прикосновения и ласки. Она каждый раз упорно боролась, не желая сдаваться этим ощущениям без боя, и всегда проигрывала.