После того как мы покончили с восемнадцатой, я оплатил свои ставки и, покинув врача и юриста, зашагал обратно к раздевалке и душевым, стуча шипами туфель по выщербленному дощатому полу. В раздевалке было полно мужчин, голых и полуголых. Воздух был наполнен шипением душей, шумом голосов, смехом, запахом пара. Шла игра в карты. Повсюду виднелись бутылки пива и виски. Служитель в белой куртке разносил лед и содовую. Я поздоровался с некоторыми знакомыми, отклонил предложение сесть за карты и отошел к своему шкафу. Улыбаясь мне, подошел служитель.
- Как обычно, мистер Беннет?
- Да, Гарри, и два стакана. Как семья?
- Просто отлично, мистер Беннет. Мой старший, Хорэс, сегодня начал работать на кухне. Спасибо вам за рекомендацию.
- Не за что. Хорэс - хороший парнишка. - Гарри ушел, а я сел на скамейку и стал снимать туфли и носки. Служитель вернулся с подносом, на котором стояла мисочка со льдом, два стакана и кувшин воды. - Спасибо, Гарри. - Я подписал чек, дал ему его чаевые и спросил: - Ты видел мистера Бэйна?
- Да, сэр. Он на террасе с северной стороны, совсем один.
- Спасибо.
Я достал из шкафа бутылку, поставил на поднос и вынес на террасу. Там за столиком сидел в одиночестве Бэйн, угрюмо потягивая виски прямо из бутылки. Он не переоделся, и его яркая клетчатая кепка была сдвинута на затылок, открывая загорелую лысину. Я поставил поднос на столик и спросил:
- Может, добавить немного льда и воды?
Он покачал головой и подвинул бутылку ко мне:
- Угощайся.
- Я принес свою, - сказал я, садясь напротив него. - Выпей моего.
Он бросил взгляд на мою бутылку.
- Спасибо, Джим, но я не люблю скотч.
Я налил себе немного и вытянул ноги. С озера дул свежий ветерок, и я подумал, что, пожалуй, надо было принять душ и одеться, прежде чем выходить на террасу.
- Прохладно, - сказал я.
Он кивнул.
- Осень наступает. Скоро октябрь. Я женился в октябре, два года назад.
- Вот как? - Я отхлебнул из стакана, ожидая продолжения.
Он тяжело вздохнул, достал из кармана своей яркой гавайской рубашки сигару, содрал с нее обертку и закурил. Потом, избегая моего взгляда, сказал:
- Джим, принадлежность к этому клубу всегда была для меня радостью, и парни вроде тебя относились ко мне как к своему. Я ценю это.
Я молча кивнул, слегка смущенный.
- У меня никогда ничего не было, - продолжал Бэйн, - до тех пор, пока пару лет назад я не отхватил крупный контракт с консервной фирмой. Я так и не пошел дальше шестого класса, но работал я всю жизнь. Тяжело работал. - Он провел рукой перед собой. - Никогда не думал, что могу позволить себе это. Всегда считал, что гольф - игра для слюнтяев. Но это не так, Джим. Это хорошая игра. - Он нагнулся ко мне. - Как ты думаешь, если бы я брал уроки у настоящего профессионала, мог бы я выучиться играть Лучше?
- Польза была бы, - сказал я. - Но ты не такой уж плохой игрок.
- Паршивый. Я это знаю, и меня зло берет, когда я не могу угнаться за тобой и другими парнями. Я хочу быть не хуже других.
- Ты и так не хуже, - сказал я улыбаясь. - Раз ты принят и платишь эти тысячедолларовые членские взносы, ты такой же, как и все.
Он сделал нетерпеливый жест.
- Не в деньгах дело, Джим. Я не то имел в виду. У меня никогда не было времени для книг и картин, для всего такого, но я знаю, что они много значат. Это надо чувствовать.
Я сам не отличу Ван-Гога от Пикассо.
- Художники, - вздохнул он. - Знаменитые. Это-то я знаю, Джим. Ты смеешься надо мной?
- Нет, Элвин, - сказал я серьезно, - я не смеюсь над тобой.
Он отпил из бутылки.
- Вся штука в том, что я хочу научиться этим вещам. Я хочу лучше играть в гольф, знакомиться с умными людьми. Чертовски поздно, мне пятьдесят шесть лет, но раньше у меня не было ни времени, ни денег. А теперь и не знаю, как начать, как себя вести.
- Просто быть самим собой.
- Конечно, вы хорошо ко мне относитесь, - сказал он тихо. - Но как мне быть с женой?
Я сделал глоток, недоумевая, куда он клонит.