«Ой, мамочки, полный какой, пушистенький... Царица что ли?» – прозвенел в голове Катькин голос. Видимо, угадала его мысль. – Встречать, что ли, кого приехала?»
– Погодь, – прервал её Григорий, замирая – заметил, что платформы на спине зверя пусты. Воздушный корабль замер, качаясь в воздухе, с его борта на спину мамонта пошли разгружать длинные, продолговатые ящики. Гробы, затянутые чёрной, траурной тканью... Один, два, три... Белый мамонт глухо, торжественно взвыл, задрав хобот, ему эхом – от ангаров печально пропела труба. «Ракш» отдал якоря, закачался, поднимаясь обратно в воздух. С его борта глухо пропел ревун...
– Что за чёрт? – спросил Григорий, недоумённо, протирая глаза.
Спустился по лестнице, вышел на поле, огляделся, сморгнул, соображая, что делать дальше. Поле, огни вдали, за спиной – тенью вечно гудящий город. Увидел одинокую фигуру, чёрную на фоне ярких взлётных огней. Пригляделся, шагнул вперёд – узнал знакомую аккуратную бороду – махбаратчик. Улыбнулся, окликнул, взмахнув рукой:
– Эй, здорово. Не в курсе, что за дела?
– Тебе не положено знать. Иди на... То есть домой иди, сейчас всё равно – сегодня отсюда никто уже никуда не вылетит.
– Эй, ты чего? По-человечески же общались... – Григорий шатнулся было, потом в глаза плеснуло алой, тяжёлой злостью.
Потянулся, схватил махбаратчика за плечо. Тот рванулся, с непонятным бешенством – отбросил прочь его руку. Глаза его сверкнули огнём во тьме, чёрная такфиритская борода – разлохматилась, встала дыбом.
– Сказано – тебе не положено знать. Кот завтра на дубу мявкнет, пойдёт сказки сказывать, а ты слушай – объявит чего. А пока иди... К бабе своей иди, пока можешь, а с Сенькой я без тебя разберусь.
– Ну да, как же, объявит он, – рявкнул белый от бешенства Гришка, не хуже того мамонта, который Песец.
Но поздно. Махбаратчик уже развернулся, исчез во тьме. В воздушной гавани снова запел ревун. Взбесившийся ветер закрутил мусор вокруг, налетел, ударил со всех сторон разом. Григорий поёжился, на инстинкте – шатнулся прочь, подальше от открытого места. Тёмные плакучие ивы на краю поля, сверкающий чёрной лентой – вода канала вдали.
«В одном махбаратчик прав», – подумал Григорий, прячась под ивами.
Пробовал закурить – трубка всё не загоралась, огниво било удар за ударом впустую, ветер трепал, гасил с ходу едва тлеющий трут. Раз, другой, потом мышь-демон, фыркнув, вылезла на рукав, пустила язычок огня в чашку трубки.
– Хороший, – неожиданно улыбнулся ему Григорий.
Выгреб из кармана чёрный уголёк, пошёл кормить с рук малыша, тот довольно щурился, фыркал и пускал искры.
Отвлёкшись, снова встряхнул головой. Посмотрел на небо.
Стоило признать – непонятно с чего взбесившийся махбаратчик всё-таки был прав. Воздушную гавань внезапный прилёт «Ракша» взбаламутил так, что в ближайший день-два летать никто никуда не будет. А завтра с утра махбаратчик поднимет приказные записи, выяснит имя бедолаги-новика и...
И Сенька опять переменит кафтан и имя, заодно – натравит лозу Азура ещё на кого-нибудь. Просто так, чтобы не скучно было. Нет уж, хрена тебе!.. Скосился – над каналом две тени скользили в воздухе, словно танцуя в полумраке. Серебристые, из дыма свитые тени. Катька, конечно, зря пообещала Лейле от его имени, но...
– Думай, башка, думай, шапку куплю, – прошипел Григорий, выколотил трубку.
Мышь-демон довольно фыркнул, подобрав с земли уголёк. Птица скользнула в небе, без звука – спланировала, села на иву. Требовательно скосила на Григория большой чёрный глаз, постучала о ветку клювом. Птица была незнакомая, но Григорий увидел записку, привязанную к её шее.
Сорвал, развернул, напрягая глаза, вчитался в витиеватые арабские буквы:
«Салям алейкум тебе, дорогой, надеюсь – моя птица передаст это письмо и мой привет заодно тебе лично в руки. Я нашёл ответ на твой вопрос, ответ, который так и не удосужились дать тебе псы царского махбарата. Сын речного шакала разменял свой рубль на мешок лучшего ревеня, подлинный чинский жешьшень, и бутылку с настроем на заморском корне алоэ. Всё брал на рынке, в лавке у чинского торговца Линь Бяо, не торгуясь, что было очень глупо с его стороны. Надеюсь, это как-то поможет тебе, хотя я лично я не вижу смысла в этом. Но великий Аллах без сомнения, его видит и, молю бога, что он поделится с тобой крохами своей мудрости... А пока – с уважением и вечной благодарностью к тебе.
Скромный Юнус-абый, содержатель не самого плохого заведения в столице».