– Спасибо, – на полном серьёзе ответил Григорий, но птица исчезла уже. Зато подлетела, что-то звеня Катерина, тихо ахнула, вчитавшись в бумагу Григорию через плечо.
«Лекарства... Хорошие, но...»
– Кать, у него дома кто-то болел?
«Собака разве что... Нет... Ничего не понимаю... Рубль – и на лечение собаки?»
Так... Мысль сверкнула молнией в голове. Обернулся на каблуках, чётко, с поклоном перекрестился на горящие кресты воздушной гавани. Прошептал молитву святому Трифону, покровитель охотников – пусть выручает, раз легавой назначили. Повернулся ещё раз на каблуках, тихонько позвал Катерину:
– Так, Катька, милая, мне нужны твои глаза.
«Чего?» – растерянно прозвенел в ответ недоумевающий Катькин голос.
Григорий оборвал её резко:
– Сейчас. Мыслю – лети к речникам в слободу. Надо посмотреть, что там делается...
Что делается, что делается... Слава богу, призрак перемещался почти мгновенно, но вот понимал медленнее, а жаль.
«Первый час ночи, ясно, все добрые люди спят, – протянул голос Катерины в голове, гнусаво, подражая стражникам у рогаток. – Ночь и ночь, лампа горит, у рогаток сторожа кричат свою околесицу».
– У тебя дома как?
«Да всё тихо».
– А у Сеньки Дурова на подвории?
«Нет его там. Не надейся, вообще пустой дом. Даже собака не лает».
– Не лает? Это же замечательно, Катенька... Посмотри, пожалуйста, она там вообще есть?
«Нет... – вот теперь голос Катерины зазвенел озадаченно. – Странно, ввечеру ещё лаяла».
– Это же замечательно. Присмотрись, милая, там цепь порвана или как?
«Никак... Ой... Цепь целенькая лежит, ошейник расстёгнут».
– Ну, теперь, с Богом, Катя, ищи. По реке, от слободы до канала, смотри мелкие лодки на одного-двух. Лейла, можно вас попросить? То же самое, отсюда и до устья канала.
«Григорий, ты не дури – как? Он же не дурак, замаскировался наверно на совесть».
– А ты, Катя, ищи не его. Ищи большую белую собаку.
«Думаешь?»
– Уверен. Пока мы тут бегали – он возвращался домой и о переполохе в воздушной гавани ничего не знает. Жену – бросит, собаку свою – нет. А сейчас плывёт сюда по реке. Катька, смотри давай!..
Мгновенье, другое... Призрак молчала, лишь тонко – в голове эхом, на одной ноте – стучала и билась Григорию в голову её взволнованная, но не отлитая в слова мысль. Потом – колоколом, звонкий и торжествующий крик:
«Григорий! Вижу... Вижу, точно, плывёт. Нет, ты представь, как ловко замаскировался».
Катерина каким-то образом извернулась, сумела образ в глаза передать. Такой, что Григорий рассмеялся вдруг – в свой последний заплыв Сенька выбрал бесформенный домотканный армяк, рогожный пояс и высокую – цилиндром – войлочную шапку безконвойного финна.
Лодка беззвучно ткнулась носом о берег, чёрная тень – Сенька одним махом перепрыгнул с банки на чёрный, влажный песок. Огляделся, кусок берега вокруг был пуст и тёмен. Вокруг шелестели плакучими ветками ивы, тесно – стеной стояли кусты. По над кустами – тёмная махина громовой башни, огни воздушной гавани плыли, цепляясь за облака. Белый, лохматый пёс ткнулся носом в ноги его, задрал морду и фыркнул. Сенька наклонился, ласково погладил его, положил руку на большую, тяжёлую голову.
– Ну что, собака, скоро полетим? Высоко-высоко, будем с небес на них на всех лаять.
Пёс фыркнул, задрал голову, потянулся – облизать Сеньке лицо языком. Потом негромко рыкнул, насторожился. Повернул голову, оскалился, смотря на кусты. Они захрустели и разошлись, тяжёлые жилецкие сапоги, хлюпнули, ступив на песок. Григорий вышел на свет, оскалился, коротко, сквозь зубы сказал.
– Хрена, соколик, ты отлетался...
Шаг, другой. Сенька скосился на Григория – с места, по-волчьи развернувшись всем телом. Оскалил зубы в ответ, протянул лихо:
– А, легавая прибежала. Ну это и хорошо. Во всяком случае... – замер на миг, лаская и гладя собаку. Скосился в небо – там, качаясь, взлетал «Аметист». Вздохнул и продолжил: – Не скучно.
Если бы не крик Катерины – Григорий бы тут же сразу и лёг. Он следил за Сенькой и ждал волшебного круга, знаков куфра, крови или – хоть чего-нибудь из волшебного, чернокнижного арсенала. И слишком поздно заметил, что, проговаривая своё «скучно», Сенька гладит уже не пса – ведёт пальцем правой руки по ладони левой.
Но крик ударил по ушам вовремя, Григорий отпрыгнул, в последний момент уходя в перекат. Отчаянно затрещали кусты, поплыл волной запах куфра, на песке вспыхнул лиловый, противный свет. Лоза Азура поднялась, распустилась, ощерив соцветья-клинки. Григорий взмахнул рукавом, мышь-демон сурово запыхтел пламенем, мявкнул – почему-то на кошачий манер – прыгнул лозе на соцветия...