– Да хрена... Ладно, последний вопрос – Катерину ты? И с письмами что за фигня? Зачем мутил? Ты же богатый был, нахрена на рубль вдовы позарился?
«На хрена, на хрена... При чём тут рубль тут? Эх, легавый, был бы ты не лох – сам бы всё давно понял. А так – сидел человек на сокровище и не делился. А надо. Бог велел».
Высказал всё призрак Сеньки, издевательски повернулся, подняв палец вверх. С небес дунул, завыл пронзительно ветер, свирепо – размотал свитый из туманной мороси призрак, смял и раздёргал на пряди, они зазмеились, улетая над чёрной водой. Тяжело, надрывно завыл призрачный пёс. Григорий поёжился вдруг. Развернулся на каблуках, пошёл прочь отсюда.
– Слушай, что за сокровище? О чём этот чудак говорил? – Григорий негромко спросил Катерину, широкими шагами уходя прочь от проклятого – теперь уже – места.
Поле по одну сторону, широкий, вечно шумящий ям – по другую, поющее здание караван-сарая – впереди. Середина ночи, сна не было, и призраки крутились, мельтешили перед глазами его. Катерина – её тонкая, серебристая в ночи тень. И ещё одна рядом, морена. Причём сейчас Григорий ощущал, как от морены пошла довольная волна… сытости, что ли? Ну точно как собака, которую за службу погладили и косточку вкусную дали. Григорий улыбался Катерине, видя, как она в недоумении пожимает плечами.
«Откуда я знаю? Он же двинутый на голову, ты сам видел, Гришь...»
– Ага, – кивнул Григорий, правда, больше чтоб успокоить её. Огляделся, лихо дунул в усы. – Ладно, последнее на сегодня дело.
«Эй, Гришь, ты чего? Варвара лучше...» – охнула Катерина, её голос забился, глядя как Григорий свернул и пошёл наверх, по лестницам поющего дома.
– Это само собой. Так... Я ненадолго. Надо же... – успокаивая призрака, шепнул Григорий.
Аккуратно, условным стуком – постучался в закрытую дверь. Глазок щёлкнул, голос привратницы – спросил тихо так:
– Это Вы?
В общем-то вопроса тут не было, голос Мэй просто прошелестел, вплетаясь в пенье поющего дома. Мягкий, тоже похожий на пение звук. Григорий откашлялся – просто чтобы разбить чары этого звука. Сказал – просто:
– Я понимаю, что это уже ничего не изменит, но ублюдок, убивший Лейлу и Анджелу, валяется у канала с ножом в боку. Можете сходить, посмотреть. И простите, что не поймал его раньше.
Пауза, короткая, на два вздоха, потом замок лязгнул, перед Григорием тихо открылась дверь. Мей встала на пороге, вежливо – по чински, всем корпусом – поклонилась ему. За её спиной мягко сияли розы и витражи из цветного стекла. Призрак Лейлы втёк внутрь, закачался и задрожал, тая, растворяясь в их свете. Напоследок она обернулась – теперь рот её уже не кричал. Мэй выпрямилась, повернула голову в сторону призрака убитой, словно провожая её взглядом. Улыбнулась мягкой и доброй улыбкой. Потом обернулась к Григорию, сказала – тихо, тем же тихим, по-лисьи вкрадчивым голосом:
– Мы, конечно же, впустим вас, но... Если у вас есть девушка – лучше идите к ней. Сейчас. Можете не успеть – я не знаю ничего, но чувствую, как что-то страшное бродит в воздухе.
Внезапный прилёт «Ракша», гробы, выгруженные с борта, взбесившийся ни с того ни с сего махбаратчик. Как он там сказал – жди, кот с дуба мявкнет? Он мявкнет, конечно же, да... Только Мэй права – может оказаться поздно. Григорий поклонился, сказал коротко:
– Так и поступлю. Спасибо.
Развернулся, мысленно прикидывая уже дорогу до дома Колычевых. Ям, потом через мост. Или быстрей напрямик, с Сенькиной стороны очень любезно бросить бесхозную лодку. Снова – голос Мэй за спиной:
– Всё-таки задержитесь на десять минут. С нашей стороны грех не налить вам кофе.
Глава 22
Луна то появлялась, то исчезала, взбаламученный корабельными магами «Аметиста» и «Ракша» ветер налетал разом со всех сторон, трепал и рвал тяжёлые, тёмные тучи. Полил дождь. Мелкий дождь, он не только принёс промозглую сырость, но и стало почти ничего не видно. Григорий на это раз десять помянул свою идею плыть на лодке самым что ни на есть трёхэтажным загибом. Мало того что грести, так ещё и смотреть во все стороны, иначе или мимо нужного места проскочишь, или тебя в ночной темноте баржей снесёт. И тут его взгляд упал на морену, которая так и летела вслед. Табачок ей, что ли, понравился?
– Эй, Кать. Говорить эта зверушка демонская не может, но хоть слова понимает?