– Гришенька, нам надо…
– Лихо давай бегом ставим в стойло – и к тебе. И не спорь, я иду с тобой.
Ещё издали стало ясно, что они поняли всё верно. Холодный осенний ветер трепал чёрную ткань, которой прикрыли ворота, и большой надгробный православный крест, прислонённый рядом. Варвара всю дорогу чуть ли не бежала, а сейчас у неё ноги разом стали мягкими. Наплевав, что подумают, Григорий подхватил девушку за талию: не зря, ощутив его руку, Варвара словно набралась сил и твёрдо смогла зайти на подворье.
Кондрат встречал их на пороге терема. И сейчас он первый раз выглядел именно что стариком, словно потеряв разом пару десятков лет:
– Кто? – резко выдохнула Варвара.
– Простите, боярышня. Не уберёг. Должен, должен был я с вашим батюшкой отправиться…
– Кто?!
– Батюшка ваш. Обманули проклятые еретики. Пока оба воеводы отдельно шли, сначала на Нур-Магомедова навалились, а потом и на батюшку вашего. С поля воеводу вынесли, да скончался он…
Варвара побелела и прошептала:
– А Серафим? А Евстафий? Что с ними?!
– Простите, боярышня… не знаю. Но надеюсь – живы ещё братья ваши. В том отряде, что из сечи вырвался, не было их. Но и среди убитых в списках нет. Может, в плен попали…
Дальше Григорий сгрёб Варвару в охапку и прижал к себе, пусть рыдает, уткнувшись к нему в грудь и под защитой его рук. Тем более никто не спорит… Наоборот, в глазах старого Кондрата одобрение и какая-то надежда.
– Мужайся, сестра… – раздался голос Павла, который, оказывается, как раз стоял в сенях, а сейчас тоже вышел на крыльцо.
Григорию показалось, что на несколько мгновений брат глядел на сестру и на Григория злым, недобрым взглядом? Но сейчас у него скорбное и очень доброжелательно настроенное лица.
– Не смей, Павел! Не смей их хоронить! Их не нашли, они ещё живы!
– Будем надеяться, сестра.
Опять такой скорбный и доброжелательный вид, что Григорий точно уверился: тот злой взгляд ему не показался. Как высокомерно Павел вёл себя что при первой их встрече, что во время второй в университете, старясь показать разницу и скудость ума собеседника – а сейчас и в ус не дует, как тот же самый жилец при всех его сестру обнимает.
Варвара так и стояла в шоке, потому за неё спросил Григорий:
– Тело батюшки покойного где? Сходить, простится, – и по наитию, негромко и так, чтобы слышал только старый Кондрат, шепнул: – Боярин не просто так вас оставил. Как вы ему спину в походах прикрывали, так и сейчас, чтобы вы спину в его доме и его дочери защитили.
И угадал. Взгляд старика буквально загорелся, Кондрат распрямился, словно вернул себе утерянный кусок жизни.
– В церкви домовой. Тебя, Варварушка ждали. Сходи, простись. И ты, сынок, давай, помоги боярышне нашей. Сходи с ней.
А Павел опять молчит и смотрит так, что и тени недовольства не кажет. Ни насчёт того, что старик в доме как у себя распоряжается, пускай и от имени Варвары, ни на присутствие Григория. Нет, и в самом деле неладно что-то в семье. И раз уж Кондрат открыто на стороне Григория, как уляжется всё – найти время, заглянуть да поговорить.
Далеко идти и в самом деле не пришлось. Бояре Колычевы имели дозволение от митрополита на обустройство домовой церкви, которая и была пристроена с обратной стороны дома. Здесь не было различия в званиях, общая горесть и смерть равняют всех. Разве что тело переодели в новый кафтан и остальную одёжку, да поработал хороший мастер по загробным делам. На лице покойного не видно было безобразных ужасов смерти, лишь величие и какая-то трогающая душу жалость разливались по бледно-белому лику, руки сложены на могучей, навек оледеневшей груди. Григорию вообще на миг показалось, что будто лежало во гробе не тело, а изображение его из чистого ярового воска вылитое. И негромкий голос священника, стоявшего рядом с кадилом и читавшего над гробом положенную молитву на отпевание.
Варвара, едва переступив порог, снова чуть не упала, ноги её не держали. Она зарыдала, негромко чего-то шепча… А Григорий вздрогнул, потому что увидел, как над гробом высится и грозно смотрит совсем другой Колычев-старший. В посечённом доспехе, без шлема, борода и волосы растрепались в пылу яростной схватки. Боярин сурово посмотрел на Григория, ткнул пальцем в дочь и жестом дал понять: смотри у меня, обидишь – на том свете достану. А ещё еле заметными тенями за спиной боярина стояли двое… И вот про это, понял Григорий, он точно никому не скажет. Пусть Варвара как можно дольше верит, что братья живы и найдутся. Обернулся – затылком почувствовав недобрый, внимательный взгляд. Нет уж, Павлу Колычеву про это точно знать не стоит.