«Эй, а у тебя полномочия-то есть? – прозвенел Катькин голос неслышно прямо по голове. – Сейчас наобещаешь ему…»
Григорий, оскалился, подумал для не про себя:
«Не боись, Кать, мне махбаратчик наш по гроб жизни за Сеньку должен».
Продолжил, уже для Радко и вслух:
– Да и пол мешка денег твоих сбить обратно с жулика не помешает.
Радко сел прямо, усмехнулся, дёрнув длинный и жёсткий ус:
– Дело... Что делать надо?
– Что делать, что делать. Чаю твоего замечательного на дорожку хлебнуть. Да проветрить, хотя бы чуток. Накурили мы с тобой – хоть топор вешай.
Через полчаса из каморки под лестницей вышел очень бледный и решительный Радко, зашагал прямо, не вертя по сторонам головой. Смотрел ровно, дорогу то ли видел, то ли не видел – шея его не двигалась, глаза смотрели ровно, прямо перед собою, и зрачки как на царском портрете – расширенные, стоящие прямо посредине глаза. Катерина неслышно ахнула, заглянув в них. Григорий, вполне полагаясь на её глаза, отстал на пролёт, аккуратно скользил по этажам рынка следом.
Задержался у выхода, под широкой колоннадой, привезённой ещё до царя Фёдора откуда-то из совсем дальних краёв. Четыре колонны, на одной скакали, задирая копыта, нетерпеливые ромейские кони, на другой скучала, кутаясь в невесомую мраморную паранджу отбитая у такфиритов девушка, счастливые влюблённые целовались под третьей, несчастные – тщетно искали пятую. Радко прошёл главным входом, меж второй и третьей, прямо, ни на кого не смотря. Григорий отстал, свернул в глухую тень за четвёртой. Там за колонной, в глухом углу у стены его и приняли.
Рыночная стража и довольно толково – как он оценил уже позже, задним умом. Вот мелькнули синие епанчи, вот в проходе, загораживая путь наружу, встала давешняя парочка – здоровый, отъевшийся дядька в мундире рыночной стражи и его напарник с хищным, крысиным лицом. Встали, руки в бока, оскалились – первая, нагнанная на них Григорием оторопь прошла, оба явно рвались отыграться:
– Эй, зареченский, а ты не охренел? – рявкнул, оскалив зубы. И дохнул в лицо чесночным духом с нотками перегара, видать, принял маленько для храбрости.
Здоровый, напарник поддержал:
– Выдавать себя за охранителя – да ты охренел. Теперь давай, шагай с нами к эпарху.
«Ах вы...» – прошипел про себя Григорий, чувствуя, как кровь стукнула по ушам молотом, да кулаки сжимаются сами собой. Встряхнулся – с трудом, сообразил, что на хорошую драку сейчас нет времени – Радко идёт впереди, ни лешего не видя, вот-вот скроется с глаз. Поднял руку, осеннее солнце блеснуло золотом на чеканной пластине царёвой пайцзы.
– С дороги, именем Ай-Кайзерин...
– Вот именно – именем. И теперь, зареченский, ты точно попал... – оскалился в ответ стражник, доставая свою пайцзу.
Такую же, золотую с надписью и чеканным профилем Ай-Кайзерин. Ещё две сверкнули с боков, сзади – засвистели, забухали стражницкие сапоги.
«Попал», – тоскливо подумал Григорий, провернул со свистом пайцзу в руках.
С тоской представил рожу Пахом Виталича, которому теперь придётся виниться эпарху за Гришкино самоуправство, сжал пластину с профилем Ай-Кайзерин в кулаке, шагнул, и, прежде чем зажимавшие его стражники успели что-то сообразить – обрушил импровизированный кастет на голову стражника. Мужик шарахнулся, кольцо стражи распалось на миг.
«Караул. Правоохранительный, а царицей дерёшься», – прокомментировал в голове ехидный донельзя Катькин голос.
«Знай наших», – оскалился Григорий.
Убрал пайцзу – не дай бог о ромейские рожи помнётся, будет хула на образ пресветлой Ай-Кайзерин – в карман, сжал кулаки, полез плечом вперёд в драку серьёзно.
Вначале его теснили и профессионально – обкладывали, не подставляясь под пудовые кулаки, давили, теснили в угол. Гришка вертелся, отмахивался, награждая стражников тумаками, между делом – проорав в голос родовой клич:
– Хмурый!
Стражники оскалились было – но тут рядом, под их ушами проорали звонко:
– Кольцо!
Такой же личный клич, как у Гришки, даже знакомый. Вроде кто-то из соседей, Григорий сразу не вспомнил кто. Один из стражи упал, другой шарахнулся, их петля вокруг Гришки лопнула, распалось от удара в тыл. Клич Гришкин услышали, в драку ворвался парень в белом кафтане стрельца. Стукнул двух стражников лбами, прорвался, встал с Григорием спиной к спине.
– Привет, соседи... – рявкнул весело он, исхитрившись подмигнуть Григорию на ходу.
Развернулся, отбросив вновь налетевших стражников прочь. И рявкнул снова, звонкий голос пошёл гулять эхом меж рыночных стен. Повторяя уже общий боевой клич: