– Наших бьют. Заречье. Зубов!
Старый, раскатистый боевой клич, приглашение к стенке на стенку. Откликнулись, на изумление Григория много народу. Товарищ-жилец, стрельцы в белых и жёлтых кафтанах. Пара слободских речников – седых, крепких как речные коряги. Здоровый, что твоя жердь конопатчик с татарских выселок. Даже два долгободых аллемана – один рыжий, другой чёрный волосом как смола конопатчика. Но похожи, по виду – отец и сын.
«Этим-то что, они же с другого берега?» – подумал мельком Григорий.
Исхитрился, махнул рукой им обоим – мол, спасибо, от души мужики. Теперь можно поставить плечами стенку и всласть погонять меж колоннами лихих в игре много-на-одного, но теряющихся в честной драке рыночных стражников. Вот уже по рынку гомоном пошёл шум и гам, вот господа и дамы познатнее, да побогаче оккупировали балконы и возвышения, смотрят, картинно смущаясь и активно машут платочками бойцам-молодцам, а девчонки и молодухи попроще, с косами, в байковых, узорных платках – те скупили кульками семечки, облепили колонны и бойко визжат, картинно ахая при особо лихих и молодецких ударах и болея – за наших, понятно дело. А где-то за спиной, в самой каше уже завертелся, махая руками чинский торговец, пошёл принимать ставки на всех подряд. Налетевших на шум и гевалт городовых казаков-объездчиков встретили буйным, негодующим свистом. Григорий исхитрился, тоже свистнул, замахал руками своим:
– Расходимся, мужики, хорошего понемногу...
Проследил, как свои-зареченские расходятся, крутятся меж кафтанами обывателей и казачьими конями, привычно растворяясь в толпе. Ушёл сам, боком до университетских ворот. По привычке, для верности – скинул и вывернул наизнанку зелёный жилецкий кафтан, вытер кровь с рассечённой в драке скулы, осклабился, присвистнул весело – были среди рыночных сторожей и крепкие и умелые, но одни против стенки – считай, ничего. Знай, мол, теперь наших.
«Григорий, а Радко пропал!» – прозвенел в голове озабоченный донельзя Катькин голос.
– Погоди, как пропал? – прошептал Григорий, по волчьих оглядываясь.
И вправду, улица вокруг, недалёкие ворота университета, толпа людей. Самых разных людей, но холодного, заторможенного в движениях Радко негде не видно. Был бы виден, он приметный, не так уж много времени стенка у Григория заняла. Катькин голос виновато звенел и звенел в голове:
«Так вот, нет. До стены университета дошёл. А потом я отвлеклась, гляжу и нет его больше».
«Отвлеклась? А, ладно, понятно, на что...» – подумал Григорий.
Огляделся – вот она, эта стена, совсем рядом высится, нависает над головой. Следов не видать, но... Свернул за угол, вот и ворота университета – узорная кованная решётка тагильской стали, с грустными львами на столбах и толпами студентов в синем и чёрном. Навес подо львами, над ним крутится по ртутному тускло искря туманное зеркало – выборный из студентов караульщик глазеет, не едут ли лишние кто. А вот и он сам, зеркало в сторону рыночных колонн развернул и сам вылез. Знакомое, калмыковатое круглое лицо. Знакомое, кстати, по делу суккубов, Кары и Марджаны. Да, точно он, Эдерли, с геомагии.
Быстро, пока тот не успел перевести взгляд с туманного зеркала, узнать Григории и сообразить, орать ли ему караул или улыбаться приветственно – приблизился, рывком, ухватив того за воротник. Улыбнулся сам, быстро, пока не прервали.
– Привет, Эдерли, слушай, сам Единый тебя на встречу послал. У нас тут чернокнижие опять. То есть... – услышал далёкий заполошный крик, добавил быстро, глядя в глаза, поправился: – То есть у вас опять чернокнижие.
Эдерли молча кивнул. Проняло, этот чернокнижие уже видел сам и вряд ли ему понравилось.
Крик повторился опять. Прилетел сбоку, вдоль стены, откуда-то из глубин университета.
Глава 26
Кричали слева, за стеной чернеющих парковых лип, в глухом углу у башни Идиотов... Ну или «Не прокатило» – как её называли ещё. Высокая, горделивая башня с боевой галереей и островерхой крышей-шатром, странного. Если не присматриваться – разве что плашки крыши не деревянные, как обычно, а из тонкого камня. Медная птица-сирин крутилась на шпиле, над чёрными сводами лип, протяжно скрипя и отражая от крутых боков в небеса лучи неяркого осеннего солнца.
«Гриша, а почему «Не прокатило»? Я тут услышала, как студенты эту башню называли так… странно», – прозвенел в голове любопытный донельзя голосок Катьки.
– Потому что не прокатило, – улыбнулся Григорий в ответ, осторожно, пробираясь на крик мокрыми от дождя дорожками университетского сада. – Стена вокруг университета – только чтобы мамонт учебный по улицам не гулял да студенты без спросу не шатались. Но денег на ремонт требует, как настоящая. И вот когда на учёном совете, вопрос, где взять денег и найти на ремонт мастеров подешевле висел третий час подряд, мэтр Бастельеро не выдержал и выдал, что его геомаги способны заменить всяких каменщиков, ибо магия – важнейшая из наук. Ну, все обрадовались, да на него торжественно и повесили. А мэтр попутно решил продемонстрировать, что его геомаги заодно могут и полевой фортификацией заниматься. Дальше не нашёл ничего умнее, как в качестве экзамена потребовать со студентов возвести для начала башню «как в настоящей крепости». Оболтусы по студенческой привычке решили, что «прокатит», благо башня угловая и самая дальняя в западном ряду. Собрали чарами без окон, дверей и лестниц, каменная коробка, поперечные глухие перемычки, как рёбра жёсткости, и всё из зачарованного камня двухметровой толщины. К сожалению, для оболтусов – не прокатило.