– «Ой, ой, ой».
– Не ой, ой, ой, а достопочтенный мэтр Бастельро, профессор геомантии. Над ним вволю посмеялись коллеги, но сильно втихаря – в лицо страшно. Зато студентам на пересдачу досталось по полной. Прочностные характеристики сортов и видов северного полярного льда. Не менее тридцати образцов, описание на страницу на каждое.
«По странице – ещё по-божески».
– Ага. Только образцы собрать сперва надо было, лично, само собой. Ребята втянулись, кстати говоря. Такие ледяные скульптуры у нас по зиме теперь городят – ой, Кать, посмотри, закачаешься.
«Кстати, пришли», – зафыркал в голове Катькин голос.
Григорий присвистнул, когда кусты раздвинулись перед ним, открывая поляну у подножия башни. Замер осматриваясь. Кусты, чёрные, облетевшие липы, белёная стена башни, распахнутая калитка в ней – деревянные створки распахнуты, камень крошится. Видно, что врезана кое-как, явно сильно позже приснопамятного зачёта. Люди, крутящиеся неподалёку. Заметил майстера Мюллера, поздоровался, махнул рукой остальным. Протолкался плечами, замер, вглядываясь в полутьму. Присвистнул сквозь зубы: дела…
Красный, крошащийся камень, красная, тягучая кровь. Пятнами, дорожка тянется наружу из темноты внутри башни. Пострадавшую уже вынесли, уложили на траву рядом, и две медички со змеёй и чашей на синих кафтанах уже крутились над ней: «Слава богу, жива».
И впрямь жива. Университетская кастелянша, её ударили сбоку, разве что удар сорвался в последний момент – прилетело в шею вместо виска. Кулаком, и бросили лежать без сознания.
«Радко. Точнее, демон в его теле?» – подумал было Григорий.
Огляделся снова. Галки кружатся над чёрными липами, лазоревые купола старого корпуса сверкают ярко вдали. С другой стороны сходились углом белёные мрачные стены, из-за них доносился бессвязный, глухой, приглушённый камнем и ветром гомон – там шумела приснопамятный университетская улица-дом. До ворот далековато, да и Радко через них точно не проходил. Эдерли и прочие сторожа клянутся, что не видели, да и просто прохожие заметили бы. А тут угол глухой и взяться посторонним неоткуда. Григорий заглянул внутрь, за дверь, прошёл, склонив голову по коридору – низкому, пахло каменной пылью и затхлым воздухом, но сладкий дух куфра не чувствовался.
Приводить башню Идиотов в нормальное состояние мэтр геомагии отказался категорически, а продолбить такую массу камня ломами дело оказалось неподъёмным для обычных людей. Чтобы такое капитальное и занимающее место сооружение совсем не простаивало, кое-как пробились на нижний полуподвальный уровень. Оборудовали там кладовку для всяких нужных вещей и остальное забросили. Теперь на складе – хаос и погром, деревянные лари вскрыты, вещи разбросаны по углам. Синие и чёрные студенческие кафтаны – ну да, разумно, новики по пробору из деревень приезжают совсем в домотканом, надо же их как-то переодевать. Коряво, конечно, и сидит как на пугале, но всё лучше, чем ничего. Улыбнулся, вспомнив, как возились сёстры, перекрашивая и перешивая для Тайки старый Гришкин студенческий кафтан. За спиной – аллеманский тяжёлый мат. Майстер Мюллер подвинул Гришку, прошёл с ходу в угол, охнул, заметив здоровый ларь в углу. Со сбитой и сорванной крышкой.
– Я тут всякую байду, изъятую у пьяных, хранил, – сказал старый ландскнехт, склоняясь над здоровым ящиком. – Теперь не поймёшь, у кого что пропало.
Григорий заглянул через плечо, присвистнул снова: «байдой», изъятой у пьяных, были главным образом ножи. Студенческие, с кафтанами университета носимые ножи, мужские – прямые и широкие, и кривые, по-женски изогнутые.