В голове прозвенело тихое:
«Гришь, я боюсь...»
– Я тоже. Но ты и в самом деле пока давай, подальше с территории. Этот Платон Абысович просто так советовать не станет.
Под острыми арками коридоров – стук шагов в полутьме. Поворот, вечно гудящая голосами приёмная, суровый и очень вежливый секретарь за столом, какой-то хмырь в углу неопределённо-тонкого вида. Нет, не живой, как показалась сперва, просто статуя серого камня. Кто-то накинул ей лохматую шапку на лоб. Махбаратчик оскалился, проходя мимо, дёрнул лицом, прошептал что-то непонятное, вроде: «Хорошие были сапоги». Украдкой – показал статуе средний палец. Без спроса дёрнул ручку двери. На пороге вдруг замер, сказав тихо: «Ой».
Григорий не удержал шаг, влетел, толкнув его в спину. Поднял глаза – извинится, и тоже замер, невольно – повторив за махбаратчиком его «ой».
Их встретил голос – мелодичный, холодный, а смеющейся или нет – не поймёшь:
– Не «ой», а доцент Бастельро. Элиза Бастельро, временно замещаю достопочтенного профессора. И если так и собираетесь вначале вырваться без стука, а потом стоять столбом, господа – разведите руки хотя бы, из вас получится пара чудесных вешалок для плащей в коридоре.
Григорий выдохнул, встряхнулся, рассматривая новую обитательницу профессорского кабинета. Увидел разметавшиеся по плечам короткие светлые волосы, яркие голубые глаза – они умудрялись посмотреть сверху вниз на него, даже сейчас, когда их обладательница восседала за профессорским письменным столом в глубине кабинета. Кожаная куртка – это больше аллеманский новомодный покрой, но и в царстве так изредка носить уже стали. Одежда родовых цветов – лиловый с глубоко чёрным, блеск волшебных амулетов и драгоценностей, бледное, точёное лицо, губы без тени улыбки. Грубый золотой браслет на руке.
– Итак, господа? – спросила она, ещё раз смерив их обоих глазами. Усмехнулась, увидев Григория, его типа студенческий вид. Добавила: – Не кафедра, а сущий бардак. Похоже, мой отец был слишком, даже непозволительно добр.
Махбаратчик собрался, разом посерьёзнев лицом. Должно быть сообразил наконец, что следующей фразой, скорее всего, будет заклинание превращения в вешалку. Шагнул вперёд, отдёрнул воротник на ходу. Засветив хозяйке кабинета в глаза лазоревый с васильками цвет на подкладке.
– Вполне возможно, леди Элиза, но мы не по этому вопросу сейчас. Платон Абысов, махбарат, Григорий, сын Осипов, сыскной приказ царства. К вашим услугам.
«Чего он несёт? Нету у нас в царстве такого приказа».
– Я нуждаюсь в ваших услугах?
– Вы – нет, а вот царство в ваших – да. Башня Идиотов, западная, примыкающая к учёному дому стена. Есть основания полагать, что...
– Есть основания полагать, что вы отнимаете моё время попусту. Когда царство скажет – но вы намного меньше нашего царства, молодой человек. И лазоревые с васильками цвета не добавляют вам роста.
– Возможно, но тут считайте, что уже сказало – у нас тут чернокнижники из-за линии в университете сидят, розыск идёт по слову и делу государевому. И потом – башня стоит под ответственностью вашего отца, если мы обнаружим там ходы, используемые злоумышленниками...
– То это будет оскорблением не только царицы, но и мэтра Грегора Бастельро. Хорошо, господа, аргумент выслушан и принят. Будем считать, что вы меня вежливо попросили, а я милостиво дала согласие. Пойдёмте, проверим их... – добавила она, уже вставая.
Зашуршала длинная чёрная юбка, прозвенел глухо золотой тяжёлый браслет на руке. Элиза тихо охнула, на миг скривившись – на миг всего лишь, потом холодный вид снова вернулся к ней. Насмешливый… может и нет. А волосы неприлично короткие, светлые, разметались, лежат по плечам. Обгорели, что ли? И браслет ей не подходит, зато на флотский похож. Григорий исхитрился – потянул шеей, стараясь подсмотреть надпись. Не сумел.
– «Меч истины», – пояснила леди Элиза, одёргивая рукава, пряча браслет за кружевным рукавом длинной куртки. – Сгорел полгода назад, по-над Лукоморским трактом.
Вышла из кабинета – чуть хромая, но прямая и строгая, как лезвие мужского клинка.
Григорий присвистнул, аккуратно почесал в голове. Шутка, кривая насмешка судьбы. Это «Меч Истины» потерял когда-то «хайбернский град» в небе над Гришкиным огородием. Боров хинзирской породы, убытку на битый рубль и пайцза пристава в компенсацию. Впрочем, это неважно сейчас. Григорий улыбнулся сам себе сквозь усы, зашагал следом.
– Итак, господа... – чуть свысока, будто преподаватель объясняет студентам, говорила леди Элиза, медленно двигаясь вдоль западной стены.