«Гришь, ты куда»? – прозвенел в голове Катькин голос.
Григорий, хмыкнул быстро и спросил в ответ:
– Посмотри, чего там Павел Колычев в Думе? Заседает ещё?
«Заседает, ага. Слушай, ну там и спор...»
– Подрались что ли?
«Нет... Насчёт галереи с колами спорят, сносить или не сносить. От царицы пришли, предлагают сносить. Павел как раз держит речь. Странно, говорит – нельзя, мол, оставить, наше культурное достояние».
– Ну достояние, да. Кать, посмотри за ним, ладно?.. – кивнул Григорий, сворачивая с аллеи на другую.
Вон и университетские стены впереди. Хорошо хоть Катьку удалось на время отвлечь, не вогнать до срока в испуг и панику. Потому что сам Григорий увиденной картине испугался вконец. Вот оно, сокровище Катерины, про которое и говорил Сенька тогда. Мол, сама не пользуется и другим не даёт. Знак высшего демона, заклятие мгновенного перемещения из одного конца мира в другой. Заклятие, требующее убийства и крови в количестве чуть меньше, чем дохрена... Это испугало Катерину в Марьям-юрте, но вряд ли испугает тех, кто её убил. И ещё... И ещё радужное сияние в зеркале, сразу перед тем как Катькин долбанный архимагус появился в видении. Похоже, Григорий уже видел его. И даже не раз. Один раз точно у Колычева в окне-розетке на литературной кафедре в самый первый день. Второй раз – там же, а третий – не вспомнил, где... Неважно, пока. Окно на кафедре, сияние там же и занимавшийся опять же в лаборатории чернокнижием Теодоро. Это точно связано.
«Эй, Григорий, а ты куда?»
– Сейчас покажу... – улыбнулся в ответ Григорий.
По счастью – он уже подходил к университетской стене. Также по счастью – леди Бастельро весьма качественно сломала вчера все волшебные замки, каменная стена чавкнула и пропустила Григория вчерашним, учительским коридором. Ну а там не так уж и трудно проскочить на литературную кафедру. Тем более опыт большой, народу же теперь там один Колычев. А этот в Думе застрял. Студенты же и преподаватели после недавних событий литературную кафедру долго ещё по возможности станут обходить дальней стороной.
Глава 29
Стену с перевёрнутым вороном Леди Бастельро сломала качественно, с ясно видимым удовольствием. Григорий даже не заметил, где она была, прошёл мимо по тёмному, вьющемуся коридору. Ошибся, пропустил развилку, замер на повороте, опомнился, только когда увидел перед собой знакомую лестницу башни Идиотов. Подумал и, несмотря на осторожный голос-звон Катерины, поднялся наверх. Может быть, знак Теодоро уничтожен не до конца? Может, с Катькиной помощью удастся понять, что он там такого пытался наколдовать и почему убился. Поднявшись, сразу понял, что зря. Верхнюю площадку башни, со знаком куфра, нишами и нычками в стенах заровняли, сплавив камень почти до стекла. Развернулся, присвистнув, собрался уже уходить – и опять поймал мельтешение теней уголком глаза. Теодоро, да чтоб его, опять соткался из неверного, закатного света. Неймётся чудаку.
Катерина фыркнула – в ушах набатом пролетел её голос, сердитый, надтреснутый звон. Её тень тоже стала плотнее, свила себе фигуру рядом с Григорием.
Призрак Теодоро явился, застыл перед ними в рост. И неожиданно для Григория, уже ждавшего какой-то неведомой, но потому грозной пакости – задрожал и низко поклонился. Григорий замер, на мгновение, удивившись, потом увидел, что призрак кланяется мимо него. За его левое плечо, где – неверным, мерцающим силуэтом в облаке свитых из осенней мороси и тумана волос возник, стал видимым дух Катерины. Она повернулась, и дух Теодоро поднял глаза на неё:
– Простите, – неожиданно сказал он, голос его – прошелестел, растаял шорохом листьев под ветром, – я понимаю, что уже ничего не изменится, но... Последнее письмо писал не я.
«Ну да, конечно, не хотел ничего такого, само получилось, ну и так далее», – зло фыркнул про себя Григорий
И тут же засунул эту мысль поглубже, пока Катерина его не поняла. Отложил «последнее письмо» в памяти, также задвинул подальше пока. Потянулся, в этот раз вышло без слов спросить звенящую от негодования Катерину – раньше не мог, а после общения с мореной как сдвинулось в голове чего-то:
«Катька, пока он разговорчивый – спроси, что он такого наколдовал, аж сам и убился?»
Катерина сурово и звонко фыркнула в ответ, звук разлетелся, казалось – как живой, отразился эхом от замершей в поклоне фигуры Теодоро.