Павел Колычев на полном серьёзе кивнул:
– Спасибо. Кондратий, будь ласков, прибери здесь... А мы пока вернёмся к нашим делам. Итак, дорогой мой Григорий, из всего увиденного вывод может быть только один.
– Да?
– Наша милая Катерина ещё при вас, её дух рядом, и вы можете её видеть и слышать...
– И что с того? Хотите знать, что она теперь о вас думает? Могу пересказать, но боюсь, в русском языке не найдётся достаточно неприличных выражений.
– Обойдусь. Но, главное... Да, уважаемая Катерина, признаю – блефовать, пугая вас письмом от якобы учителя, было глупо. Но теперь ситуация поменялась, теперь моя просьба подкреплена кое-чем большим, чем простой блеф. Прямо передо мною, в парализованном виде, сидит явно не безразличный Вам человек. И мне всё ещё нужен учебник по чернокнижию. Хороший, правильный учебник с основами и полным теоретическим курсом – без теории эксперименты Теодоро при всей их смелости давали нередко отрицательный результат. Мы просто не понимаем, чего получаем на выходе, приходится проверять методом проб и ошибок. Несчастный Дуванов, погибший, потому что нам пришлось наугад подбирать расположение арканов, потом студентки из университета. Прибавить риск для самого экспериментатора и сложность подбирать каждый раз материал для проверки… – увлёкшись, Павел не обратил внимания, как на этих рассуждениях лицо у Григория аж закаменело от ярости. – И не отнекивайтесь, пожалуйста, Катерина, я знаю, я видел лилию на вашем плече – коллега Люциус не ставит высшие баллы за просто так, а на память вы, я знаю тоже, не жалуюсь.
– Очень даже не жалуется, и что с того? Вы-то её услышать не можете...
– Зато вы, Григорий, можете услышать и записать. И чтобы не было соблазна устроить подвох – предупреждаю, что любую схему или рецепт из этих записей я сперва на вас и проверю…
– Прошу... – Павел улыбнулся, плавным жестом показывая на стол. Григорий, насколько можно, проводил его взглядом, потом поднял глаза и снова – усмехнулся.
– Ладно, крайний на сегодня вопрос. Нахрена?
– Что – на хрена? Нахрена человеку новые знания? Или власть, которую они дают? Да просто...
Павел начал было и осёкся, замер, заметив, что Григорий сейчас смотрит не на него. Мимо Колычева, в угол, наверх и на лице у него – плавала непонятная для Колычева усмешка:
– Да я не вам, – проговорил Григорий, медленно, старательно смотря мимо Колычева, под потолок. – Ваше «Нахрена» мне почему-то очень и очень не интересно. Знания, ну как же, да... Обман да мучительство, пособие, как обмануть сильного и подчинить себе слабого. Сотни лет назад Лукавый искушал этим Спасителя, и ответ был дан ещё тогда. Всё, что от Нечистого – сначала пообещает дивный сад, а потом обратит в навоз. Я не вас спрашиваю.
Григорий поднял глаза, скосился – весьма выразительно, на полку по-над столом. Демон-сойка сидела там, опасливо косясь на людей большим жёлтым слезящимся глазом. Маленькая – она качалась, зацепившись когтями за край, ворочала рогатой, похожей на мышиную головой, то сжимала, то растягивала тонкие перепончатые крылья. Одно порвано – университетские вороны, должно быть, её догнали и потрепали. Григорий улыбнулся зверушке, сказал тихо и ласково:
– Я вот сейчас у неё спрашиваю. На хрена тебе, маленькая, за-ради чудаков летать, под клювы наших воронов подставляться? У нас семки есть...
– Ах ты!.. – Павел Колычев вспыхнул, лицо его залилось на миг вспышкой алого, дикого гнева.
Трость с рапирой поднялась, стукнула глухо в его руках. Взлетела, как для удара. Тяжёлая деревянная трость. В жёлтых глазах сойки-демона мелькнул дикий, очень человеческий страх. Она забилась, взмахнула крыльями, пытаясь взлететь. Раненое крыло подвернулось, зверушку повело в воздухе, кругом – задев ряды бутылок на полке над окном. Тонкий хрустальный звон, треск и дребезжание разбитого стекла. Потом шипение, клуб чёрного, вонючего дыма и вой. Тяжёлый, низкий, почти слышимый вой. Банка чернил слетела и разбилась о стол, заливая знак куфра. Тот зашипел как живой и забился, разорванные линии загорелись, знак заорал – дико, до звона в ушах.
Григорий рванулся. С места, чувствуя, как спадает вызванный волшебством паралич. На Колычева, тот шатнулся, снова – потянул из трости рапирный клинок. Не успел. Старый Кондрат вдруг оказался прямо позади него, поднял и опустил тяжёлый кулак прямо на затылок бояричу.
В ушах прорезался звонкий голос Катерины, взревел наполовину дохлый демон из знака, страшным, похабным матом прошёлся старый Кондрат, шипя и срывая с себя зачарованную, с вышитым заклинанием рубашку. Григорий ударом ноги разбил чайник, и мышь-демон вылез на свет, сверкнул искрою, тоже ругаясь на всё разом. Шипя и искрясь, злобный – сразу накинулся, расплавил помятый чайник, опалил пламенем восмилучевой знак, разошёлся, принялся метаться по комнате, пепеля и выжигая всё, напоминающее чернокнижие. Сойка испуганно кричала и била крыльями в страхе, судорожно забиваясь в уголок потемней. Бардак улягся где-то спустя полчаса. Когда под бдительным руководством Катерины, огненный мышь пожог и перевёл в пепел всё, что было в кабинете хотя бы немного похоже на чёрную магию.