– Ночью в речной слободе, что напротив Университета, неведомый тать приложил кистенём да насмерть раба Божьего Трифиллия, по стрелецкому разряду полусотником числится царёвым. С ленты в столицу отправили, у родни остановился, перед тем как обратно ехать. Да вот незадача случилась. Хотят и родственники, и вообще слободские – татя найти. И я хочу. Пока – я хочу. Слово и дело пока не кричали... Пока.
Не стесняясь и не скрывая тревоги Юнус-абый и остальные переглянулись. Потому что для них-то всё выглядело хуже некуда. Полусотник в столицу приехал, да не просто так – запросто может быть от воеводы послан и по важному делу, к царице или кому-то из её ближников. Дело-то, видимо, из таких, на которые простого гонца или даже десятника – мало. Ответ обратно воеводе везти должен, а посланца – кистенём. Да даже в мирное время за такое город перетрясут, а уж во время войны лазоревые кафтаны всех подряд на дыбу вздёрнут. Но и приставу, видимо, вмешательства мухабарата неохота, его за убийство важного царёва человека по голове не погладят. Вот пристав и намекает: вы мне помощь, а я виновника сам сдам и отчитаюсь – пойман, нет заговора, случайный тать залётный. Мне награда, а вам тишина.
– Доброму человеку да в деле благостном с чего бы и не помочь? Тем более Единый ближним в трудах помогать заповедовал, – ответил за всех хозяин.
– Хорошо. С тела взяли помимо прочего две приметные вещицы. Кисет и кошель вот с этими рисунками. Шито особой нитью, не золото али серебро, но по первому взгляду похоже. Меня не интересует, кто из скупщиков вещички утром взял, а только кто их ему отдал. Только этот человечек. Но чтобы тот самый, а не валенка какого подсунули. И чтобы я с ним поговорить мог, поспрашивать. Сам.
Григорий оставил рисунки на столе и вышел из трапезной на улицу. Намёк разбойнички поняли и поняли именно так, как нужно. Город перетрясут, но найдут. Хотя чутьё и подсказывало – не всё так просто будет. Но это станет понятно, когда того, кто вещи с тела снял – найдут. Скорее всего, уже завтра. Пока же время до конца дня было, и Григорий решил сходить поговорить с кабатчиком. С кем вчера покойный пил и когда из кабака ушёл.
Кабатчик визита ждал, стоило Григорию войти – даже пайцза не понадобилась, чуть ли не в воротах подскочил шустрый парнишка, поклонился:
– Господин пристав, хозяин вас ждёт. Сказывал, как придёт – сразу к нему вести.
Кабатчик был молодой, здоровый мужик, с длинными, гладко причёсанными волосами, с небольшими усиками, закрученными кверху да ровно подстриженной бородкой клином. К комнатке за кабаком, куда привели Григория, было тепло, поэтому мужик сидел лишь в белой рубашке дорогого ситца да штанах и, конечно, в белом холщовом фартуке. Бумаги на столе были сдвинуты прочь, на столе стоя кувшин пива. Увидев гостя, кабатчик встал, сам поставил к столу вторую лавку напротив и приказал парню-сопровождающему:
– Вторуша, принеси кувшин господину приставу. Вы уж не откажите, господин пристав, за упокой раба Божьего Трифиллия. Покрепче нельзя, вы на службе, да я при деле, а вот пива прошу выпить.
Кабатчик дождался, пока Григорий глотнёт пива, всё время протирая при этом куском ткани потеющее лицо. Дальше начал:
– Как же так? Он же вчера у меня сидел. Приезду радовался. И остальные с ним... А сегодня вот... за упокой души. И ушёл-то домой трезвый почти, хоть саблей рубиться, хоть стрелять. Да и утоп?
Григорий мысленно поставил зарубку на памятной палочке: ещё одна гирька на весах в пользу «не сам». И спросил:
– Кто вчера в кабаке сидел? И с кем вчера пил Трифиллий?
– Да разные, приходят и уходят. А сидели они это, друзья. Вместе ватага была, с сопливого возраста. Триффилий, Жирята, Паисий и Евлогий. Да верховодила у них Звенислава. Ух, баба... – кабатчика аж передёрнуло. – Вчера её не было, одни мужики.
Григорий понимающе усмехнулся. И тому, что правильно сюда пошёл – кабатчик все сплетни ему перескажет и от себя добавит, тем более покойного уважает и хочет быть полезен. И тому, как мужика перед ним передёрнуло:
– Что, мужу наливал лишнего, вот она тебя и отходила?
– Ага, – кабатчик снова передёрнул плечами. – Она же за этого, за Евлогия замуж вышла. А Паисий на сеструхе её женился, на младшей. Нормальные мужики, по речной слободе числятся. Ко мне заходят раз в неделю, но так, немного только, с мужиками посидеть. И денег берут с собой немного всегда. Один раз только в долг Евлогию и налил, так эта Звенислава меня же моим фартуком на следующий день и отходила. Так что ну её.