Глава 7
Просидел у кабатчика Григорий довольно долго. Серенький осенний день уже почти закончился, сквозь щель между облаками и землёй румяный закат ярким полымем догорал на золочёных куполах церкви, мелкий дождик, как булавочные головки, сыпал в лицо и щипал за уши. В тепле каморки кабатчика и от пива было немного разморило, но холод улицы заставил взбодриться. Так что перед тем, как идти домой, Григорий решил заглянуть к Жиряте, тот по-прежнему жил в речной слободе. Проще сейчас крюк сделать, чем завтра отдельно в слободу снова идти.
Тут словно из вечерних сумерек соткался непонятный мужичок в залатанном зипуне. Причём Григорий даже за нож схватиться не успел, вроде и не было рядом никого – и вот уже стоит. А мужичок поклонился и сказал:
– Господин пристав, дозвольте слово молвить? Нашли вашу пропажу. Недалече. В стрелецкой живёт, прозывают – Милобуд. Я скажу, где искать, он уже знает, что вы зайдёте. Но вы обещали, что вам только продавец нужен.
– И от своего слова не откажусь.
Прежде чем идти к скупщику краденого, Григорий всё-таки вернулся в приказ и взял с собой жилецкую пятёрку с целовальником в сподручные. Прикроют, да и говорить, когда за спиной подмога – оно удобнее, как ни крути. Впрочем, тут ни стращать дыбой, ни бить морду нужды не было. Скупщик, явно заранее пуганный ночными хозяевами улиц, говорил чётко, внятно, по делу, при этом руки у него тряслись непрерывно. Зато услышав имя, Григорий аж обомлел: угадал кабатчик, кошель и кисет продал скупщику тот самый Остах Косой!
Дом у подозреваемого был неуютный, некрасивый, холодный, неприветливый, обветшалый. Добавить осеннюю темноту и дождь...
– Ломай, парни, – приказал Григорий. – Любопытных в такую погоду нема, не донесут.
Трухлявые ворота снесли одним пинком, дверь в дом оказалась покрепче, но и её вынесли с петель не глядя. Хоть на этих деревяшках сорвать уже свою злость, что не дома у печи в такую промозглую погоду сидишь и трубочку куришь, а шляешься по всяким вонючим углам. Потому что из дома несло самой натуральной помойкой. Хозяин дома вообще ничего не заметил, так и валялся на полу мертвецки пьян, в луже своей мочи и в обнимку с пустым штофом. Такого даже на дыбе допрашивать бесполезно, секи кнутом – ничего не почувствует. И от этого злость у Григория подскочила, как дикий необъезженный жеребец, вставший на дымы и молотящий копытами. Мужичка отволокли в холодную до утра...
Домой Григорий вернулся в дурном настроении, аж сорвался и рявкнул на младшую сестру, которая к брату сунулась то ли сплетней поделиться какой, то ли спросить про какого-то паренька. Хорошо мать всё поняла сразу, девок отогнала, сына накормила и скомандовала:
– Дрова иди колоть, хоть польза по дому выйдет да злость выпустишь, тогда и на людей перестанешь рычать и кидаться, али зверь дикий.
Час махания тяжёлым колуном и две поленницы – одна дрова для печи в доме, другая по-иному колотая для бани – помогли так себе. То есть злость немного улеглась, так что Григорий молча лёг на лавку и смог уснуть, но утром проснулся всё равно в самом дурном расположении. И очень рано, восток едва-едва зарделся зарёю, а ночная темнота лишь самую малость сделалась реже, чтобы совсем немного можно уже было разбирать различные предметы – и только. Стараясь никого не разбудить, Григорий торопливо чего-то подхватил со стола перекусить на ходу, накинул кафтан и чуть ли не бегом направился в приказной терем. А там сразу приказал волочь вчерашнего мужика в пыточную и вешать на дыбу.
Настроение особо не улучшалось, да и не верил Григорий, что вот этот дряблый и рыхлый испитый мужичок и есть убийца. Зато штатный палач сегодня был на редкость в добродушном настроении, хотя и его подняли ни свет ни заря. Хотя, может, понимал, что, скорее всего, трудиться не придётся, а мужичка подвесили на дыбу «попугать для большей сговорчивости». Не зря, заводя жертву, приказной палач по-доброму советовал:
– Ты, мил, человек, ори, не стесняйся. Через это оно всё и легче переносится, да и потом проще будет.
О том же явно думал и примостившийся за столом углу писарь, который вносил ответы пытаемого и вопросы пристава в допросные листы. Дожёвывая купленный у какой-то торговки по дороге на службу пирожок, палача поддержал:
– Ты ори, ори спокойно. Через это и разговорчивее, м-м-м, штановятся. А как всё господину приставу расскажешь, так мы тебя сразу и снимем. Эх, вкусные у тётки Марфы, которая на углу, пирожки. Надо было ещё взять.
– Куда тебе пирожков, ты скоро в избу боком пролезать будешь, – беззлобно подшутил над писарем палач.