«Так земля на небесную ось налетит и конец света безуказно случится, – прокомментировал – ехидно, Григорию прямо между ушей – чуть успокоившийся призрачный голос. – Одного не могу понять. Откуда местные бабы Гомера читали?»
«Они ему в своё время и рассказывали», – также ехидно подумал в ответ Григорий. Потом резко, сказал Катьке:
– Погодь.
Сделал шаг вперёд, откашлялся, привлекая к себе внимание. Поймал взгляд охнувших при виде «героя-оборотня» кумушек. Дружелюбно, да самым что ни на есть волчьим образом ощерился и спросил:
– Простите, бабоньки, милые, великодушно. А почему колдун – финский? Я вот лично за яхудом лохматым бегал, искал...
Рассказчица охнула было, увидев Гришку. Потом оправилась, заговорила, сверкая алым, раскрасневшимися от накала страстей щеками:
– Пренепременно, финский, это я тебе, соколик, прямо скажу. Мой старый в ту ночь на затоне с самопалом сторожил – я ему поесть носила. Гляжу – туман плывёт на реке. Плотный, густой и против ветра идёт, по Суре-реке вверх поднимается. Не иначе как колдовской. Университетским ни в жисть такое не наколдовать, а финн на воде тебе и ветер, и бурю, и туман бесовский сложит запросто. Недаром их всех сослали да за Урал, указ ещё царь старый издал, старый, правильный.
И так далее и тому подобное – тут Григорий уже не слушал уже. Аккуратно, бочком выкрутился из толпы, свернул за угол, выдохнул. Услышал снова голос в ушах:
«Ну и драму тебе сочинили. Прямо Шекспир. Откуда только местные его читали?»
– Они и рассказывали, а он лишь записывал... – ответил Григорий машинально.
Потом обернулся, улыбнулся навстречу рыжей солнечной улыбки Варваре Колычевой. Тяжёлую боярскую шубу она скинула, оставшись в серой, с рыжим воротом, душегрее и кожанке. Ещё алые сапоги и вечные для бронемамонтовых полков шаровары. Платок на голове, концы переплетены с рыжими огненными волосами. Улыбнулась – осеннее солнце пробежало неярко у неё по лицу. Григорий улыбнулся ей в ответ. Потом улучил момент и вежливо, по обычаю поклонился:
– Здоровы будьте, боярышня.
– Так, без мест и чинов. Будем по обычаю величаться – провеличаемся до Джабраиловой трубы. Показывайте дорогу.
Григорий кивнул. Они пошли – через улицу, потом за угол и к повороту на слободу речников. Птицы метались, кричали над головой. Призрачный голос в ушах – затих, затаился. У слободской церкви вдруг ожил вновь, забился испуганно:
«Гриш, не ходи, не надо, пожалуйста».
К удивлению Григория, Варвара тоже его остановила, легонько придержав рукой за плечо. Сказала, почти эхом с Катькой:
– Не ходите, Григорий, вам, как мужчине оно будет неприлично. Я потом расскажу.
– При моей пайцзе... Ну ладно, раз так, – ответил Григорий, пожал плечами.
Свернул за угол, пару мгновений пялился, изучая царапины на белёной стене. Три идеально прямые, глубокие, будто ножом прорезанные бороды. А стену, между прочим, белили недавно, не забывают станичники храм. Потом встряхнулся, спросил тихо призрачный голос:
– Эй, Кать, ты чего? Что случилась?
«Не знаю. Просто я там страшная...»
Захотелось сказать сразу и много, но в итоге и подумать-то лишнего стало жаль. И так обидели, сволочи, человека. Вместо этого – прошёлся по слободе ещё раз, то и дело подпирая заборы да цепляясь языками с работающими на огородах стариками и бабами. Страшная сказочка про финского колдуна успела разбежаться по слободе, почему-то наполнив местных большух и кумушек душевным сочувствием и прихотливой, хотя и неровной несколько, разговорчивостью. Григорий не заметил, как прошёл вниз по улице до самой реки. У крайнего дома почти столкнулся плечами с целовальником Сенькой Дуровым. Тот шёл куда-то, как всегда – высокий, прямой, в щегольском вышитом золотой нитью кафтане. Григорий смерил его взглядом, с изумлением заметил вдруг, как блестят его волосы на солнце.
– Чего, Катька, правда поленом гоняла? – сказал себе под нос оскалившись.
Услышал звон меж ушей. Тяжёлый, рвущийся звон, будто призрак хотел сказать что-то и не решался. Целовальник на миг замер, смерил его с ног до головы тяжёлым взглядом, сплюнул под ноги в пыль... Тут их окликнули сердито из-за забора, Сенька развернулся на месте, пошёл куда-то к реке.
«Куда это он, интересно?» – подумал Гришка.
С чего-то насторожило то, как Сенька на случайно встреченного пристава глядел. Подобрался, скользнул за ним следом. Потерял Сеньку из виду на склоне в кустах, потом долго смотрел вслед ныряющей по волнам лёгкой двухвесельной лодке. Косая лента дождя на мгновенье скрыла беглеца из виду – это над заречным концом и на этом берегу светило солнце, а со стороны Университета клубились тучи. Впрочем, словно опасаясь далеко оторваться от «альма-матер» и перебраться через середину реки. Дальше баржа проплыла, закрыв собой лодку. А когда баржа ушла, сколько Григорий ни вертел головой вверх и вниз по течению, лодку уже не увидел. На громовой башне университета сверкнула молния, раздвинув на миг облака.