Вернувшись домой и уже ложась спать, Григорий подумал, что сегодня вышел замечательный день. Горчила разве что самую капельку мысль: было ведь что-то задумано важное, о чём он хотел сегодня Варвару спросить. Катькин голос прозвенел нежно между ушей. Посоветовал в следующий раз брать сразу и целовать, ну или хотя бы потом, на прощание.
Глава 13
Выспаться получилось не очень. Случилась домашняя трёхцветная падла по кличке кот. То есть, разумеется, домашний трёхцветный, очень пушистый и наглый кот по кличке Падла. Ему не сказали, что огненная мышь – демон и адская тварь, и он всю ночь гонял её по дому как самую обычную полёвку. Получил в процессе пару раз искрой в нос, обиженно мявкнул, проскочил зигзагом по потолку, и в свой черёд извернулся, накрыл мышь-демона сверху отчаянно гремящим чугунным тазом. Тут проснулась мать, надавала всем, включая Григория, веником, загнала кота в чулан, а мышь-демона в печку и ушла досыпать. Утром проснулась и надавала ещё раз Григорию по шее за ночной погром. Ещё поворчала чутка, правда признала потом, что с демоном печь по утрам разжигать сподручнее. А ещё вчера огненному мышу нашлось неожиданное применение – тесто для хлеба греть. Демон оказался понятливый, быстро сообразил, какую надо температуру, и сколько ему надо для этого щепок. Лежал под ёмкостью с тестом, грыз щепки, а тесто вышло – давно так хорошо не подходило. Попробовав ломоть, Григорий не мог не согласиться – тесто после огненного мыша и впрямь поднялось на славу.
Потом за завтраком свою полушку вставила Тайка-Таисия, Гришкина средняя, пришедшая на побывку из университета сестра. Огненный мышь-демон вёл себя как самый настоящий хомяк, про которого Григорий тогда рассказывал Катерине. То есть лежал спиной на лавке между Тайкой и младшей сестрёнкой, забавно и довольно дрыгал лапками, когда сёстры ему чесали пузико. И как самый настоящий хомяк клянчил у них кусочек щепки.
– А этот огненный мышонок, – сказала Тайка, – тварь, конечно, дикая и адская, но говорят, их уже много живёт на юге, в Вольных городах. Как война началась – они туда бегут из дар-аль-куфра. Много. Демоны их, говорят, обижают, вот они и сообразили, что в Вольных городах их обратно не выдадут.
Григорий сложил в голове весёлую Тайкину улыбку, далёкие Вольные города и хорошо знакомые ему свободные университетские порядки, сурово нахмурился и спросил:
– Кому надо заранее морду бить? И скоро ли к нам приедут сваты на боевом носороге?..
Сёстры улыбнулись, Таисия фыркнула и сказала Григорию:
– Дурак ты, братец. Чуть что так сразу и бить…
Договорить не успела. На церкви забили колокола – мерно, гулко, тревожно...
– Что, война? – спросила мать, тихо, чуть слышно охнув.
Сёстры побледнели, и даже огненный мышь от страха нырнул в чугунный котелок и там заметался, пустив тонкую искру. Григорий прислушался к звону, подсчитал удары, чуть слышно выругался про себя. Сказал:
– Хуже, смотр...
В следующие два часа воинство пресветлой Ай-Кайзерин было воистину непобедимо – любого врага хаотично бегающие по слободе во все стороны сразу жильцы затоптали бы не заметив. Коней из конюшен вывести, накормить и почистить как следует, ружья и кривые сабли-венгерки перепроверить и наточить, патроны у кого нет накрутить, пересчитать и сложить в сумки-ладунки, перевязи с апостолами набить как положено, шлемы с нагрудниками получить на амбаре у съезжей по описи, вычистить наскоро, да натянуть кое-как. Один Пахом Виталич, боярин Зубов не бегал – мешала пораненная нога, боярское достоинство и наеденные за мирные годы бока – зато ругался и тряс бородой разом за всех.
Через два часа жильцы всё-таки построились и выехали под неяркое осеннее солнышко. Ружья через плечо, кривые сабли у пояса, кафтаны зелёные нараспашку, золочёные застёжки-разговоры сверкают, вороньими крыльями хлопают за спиной короткие плащи-епанчи. Боярин впереди на суровом, специально под его брюхо купленном тяжеловозе. Гришка на тонконогой ногайской Ласточке – на три ряда сзади, по флангу. У десятников к сёдлам приторочены крылья с трещащими перьями, вместо флага над колонной вьётся боярская, развевающаяся на ветру борода. Из-за заборов выглядывают любопытствующие глаза ребятни и женщин. Но поскольку смотр, а не война – все весёлые, а вслед жильцам несутся шутки и зубоскальство, а не плачь и прощание.