Катерина же ругалась в голос, хорошо один Григорий слышал:
«Какой, ну какой урод всё это придумал? Возвышение, оно же, ой, оно когда – и сады волшебные там должны быть, и жрецы с песнопениями. И вообще – всё красиво до умопомрачения».
Пользуясь тем, что рядом никого – Пафнутий куда-то ушёл, Варвара осматривала Кару заодно, еле слышно шепча губами Григорий спросил:
– Вот это у вас возвышением называется, Кать? Вот эта блудливая кошка мартовская, в которую Кару превратили? Нормальную девушку – вот в это?
«Ну да. Из просто людей в сверх- и любимцы божественные, способных доставить неземную радость мужчине и даже женщине без остановки сутками... Ой, господи прости, я по привычке, Гриша. Но тут – не удивляюсь, что «Та что жаждет» так быстро ушла. И срач вокруг, и капище сожгли, и две суккубы, да без жрецов и ограничителей? И всего два мужика рядом после перехода? Да пусть бараны молятся, что живы чудом остались да вторая эта ваша, Марджана, своего демона усмирить смогла. А так бы выпили этих двух баранов досуха».
Остаток времени до прибытия помощи прошли спокойно. Университет по возможности захотел оставить всё внутренним делом. Так что пострадавших доставили в коллегию целителей… И начался сумасшедший дом.
Из посторонних присутствовал один Григорий. И то потому что был важным свидетелем, в том числе и в связи с появлением вчера ликтора. Сначала усад Алаутдинов ругался, что как это вообще могло случиться. Костерил бардак и всеобщую безответственность, пообещал, что все стоявшие на страже и за взятку выпустившее студентов без проверки не просто вылетят из Университета, а с позором и волчьим билетом. Дальше скандалили с профессором Вишневским. У Кары, едва она очнулась, сначала случилась истерика, потом новый приступ похоти и безумия. Так что она чуть не изнасиловала ассистента профессора, и срочно пришлось проводить обряд экзорцизма. Но в результате у Кары появились провалы в памяти за последнюю неделю. То из одного дня час выпадет, то из другого два или три. Кто ей дал чертёж – она попросту забыла. Усад ругал на это профессора, мол, сначала надо было допросить. Вишневский огрызался, что он приносил клятву целителя, ему жизнь и здоровье девушки дороже, а каждая минута промедления могла погубить ей рассудок.
Только закончили ссориться по поводу Кары, как примчался вызванный в Университет Юнус-абый… И все предыдущие скандалы показались детским лепетом. Дядя проклинал племянницу, велел каяться, очищаться и смывать грехи, особенно грех непослушания. Марджана на это ругала дядю так, что уши у всех в трубочку свернулись. Дескать, она и без того шестнадцать лет хоронила себя заживо, слушаясь дядю во всём. И даже пошла на целительский, хотя лечить ненавидит – но лишь бы хоть ненадолго вырваться из-под его пригляда. А теперь ей дядя не указ, замуж и дальше хоронить себя второй женой уже в доме навязанного мужа не собирается тем более. Изгонять демона Марджана тоже не собирается – она его сразу усмирила, так что выползать со своими желаниями тот будет отныне ровно тогда и насколько хозяйка разрешит. И если её оставят в Университете – то с удовольствием пойдёт на физический факультет, изучать физику и математику.
Юнус-абый в итоге при всех племянницу проклял, отказав в родстве. Дальше поклонился Григорию и хмуро сказал:
– Спасибо, пристав. Выполнил слово, нашёл мою пропажу. И вдвое спасибо – открыл мне глаза, а семью мою избавил от несмываемого позора, как если бы выдали замуж, а она продалась демонам и греху. Должен тебе буду. Долгом чести.
Сплюнул и ушёл.
Дальше Григорий самым наглым образом умыкнул Варвару, мол, время уже позднее, незамужней девушке домой пора, хотя и причина быть в Университете уважительная. Варвара подыграла, как бы случайно устроив, что провожать до дому её будет Григорий.
Вечер уж догорел короткой осенней свечой и растекался тёмным воском сумерек, а потом и ночи. Они шли вдоль реки, укутанной серебристой туманной дымкой, холод прохватил, остудили воду, осадил на дно всякий плавающий мусор, отчего поверхность напоминала большое зеркало, отражавшее свет луны и городских огней. И они стояли и целовались, и снова шли…
– О чём задумался, Гришенька?
– Не ругай меня, ладно? Рядом с тобой надо думать только о тебе, но вот не могу выгнать из головы мысль: странно всё это сегодня. Зачем? Нет у нас садов волшебных, чтобы получившихся девочек-кошек держать. И закрытых гаремов, как у османов принято, никто не держит. Да и просто так из университета две студентки пропасть не могут. Это не кого-то в дальней деревне снасильничали да тело спрятали, вокруг закон – тайга, да боярин – медведь. Будут искать и найдут.