Но тут же забыл мысль – отец Акакий, откашлялся, спросил у Григория строго, бросив колючий взгляд поверх бороды:
– Не твоя работа, сынок? Вы с Сенькой – видел – на контрах были.
Вокруг глаз – сетка морщин – тёмная, южный загар въелся намертво, а глаза под полками обожжённых бровей – холодные, цепкие, испытующее.
«Вот чёрт глазастый», – нахмурившись, подумал Григорий тихо и про себя.
Ведь действительно думал что-то подобное в ночи учинить да смотр Сенькиных пожитков и дома устроить. Но потом университетские дела вмешалась, сломали все планы. Получается, кто-то успел разобраться с целовальником Сенькой раньше него?
– Моя была бы – я бы тут не стоял, – огрызнулся Григорий, скомандовал: – Читай отвержение, отче, да в университет за магом пошлите кого бегом. Посмотрим, кто у вас безуказной магией балуется.
Сам подошёл ближе, прикинул, примерился – туманный, мерцающий и кричащий околесицу вихрь был здорово похож на «ветровую стену» Варвары. Ту самую, что боярин Зубов на смотре проломил на кураже лбом. Только на учениях стенка побольше была и не кричала дурацкими голосами. Под ногой попался гладкий камушек. Григорий изловчился, закинул его в туман сапогом. Заметил, как – дважды, сверкая гладким, отполированным боком – голыш пролетел мимо и выпал из вихря, ударился, звеня, об забор. На взгляд, скорость выходила не чрезмерной, Григорий встряхнулся, ругнулся коротко, под тревожный звон в голове.
Была не была!
Шагнул вперёд, навалившись плечом на кричащий, ругающийся по чухонскому вихрь. Туманный кисель взвыл визгливо человеческим голосом, закрутился, почти опрокинув пристава. И лопнул, кружась. Григория мотнуло, звон в ушах поднялся и опал, ногу повело, но и руки взметнулись как сами собой, ухватились за доски забора. Встал, отряхнулся, успел мельком подумать что-то ласковое быстро и про себя – в ответ звону меж ушей, тонкому голосу успевшей впасть в панику Катьки. Огляделся и увидел, как чары спали, вихрь распался на пряди и лопнул. Колдовской туман растаял, опал. Забор у дома Дурова – целенький, калитку распахнуло, и собака лает внутри. Тоскливо, протяжно так. Григорий шагнул было внутрь, потом замер, сообразив, что делает дурь. Обернулся, махнул отцу Акакию и писарю рукой – идите, мол, оба сюда, понятыми побудете.
Пока подходили – не утерпел, сунулся за калитку. Выслушал свирепый собачий лай, огляделся. Огород вытоптан, на роскошной яблоне у ворот – смяты и обломаны ветки. А дом на вид целый и здоровый, быдластый и белый как снег волкодав сидит в конуре на цепи. Пёс поднял на Гришку тяжёлую голову, оскалил клыки, дисциплинированно рявкнул раз и другой. Совсем по-человечески грустно вздохнул. Потряс белую, длинную шерсть, устало опустил на лапы тяжёлую, лохматую голову.
«Эх, бедолага...» – невольно подумал Григорий. И пока священник и писарь не подошли, шепнул: – Кать, что-то есть? Хозяина не чуешь?
«Принюхайся, Гришенька».
Григорий честно принюхался – точно, в воздухе, прячась за запахом ветра, осенней, изломанной яблони и собачьей шерсти, плыл ещё один. Рассеивающийся уже, сладкий, кружащий голову.
– Что такое? Что это, Кать?
«Была бы живая и с носом – сказала бы, а так... Гришка, скажи словами, на что похоже?»
– Ну... Вроде как вчера, у Пафнутия в домике. Где Марджана. Или за университетом, на углу, где ромейская слобода выходит на улицы – рынок есть. Со всяким-женским, да и вообще с красотой. Там лавка-прилавок у окна спереди, а на окне выставлены воды разные, и духи продают. А на заднем дворе делают. Однажды у них перегонный куб взорвало – вот тогда весь тот конец вонял примерно так же.
«Эх, что ж я при жизни туда не сходила. Жаль. Но вообще – плохи дела. Снова следы "Той, что жаждет"».
– Стоп. Она же по этому, по части блуда вроде? И всякого непотребства?
«Одна из великих, одна из четырёх и восьми... Господи, прости... Её дух. Она действительно за всякое непотребство отвечает. Только не за блуд, а за разгул страстей. За непорядок. Помнишь? Если в меру, то страсть, а если без меры – то похабель и блуд. Значит, чёрное колдовство здесь творилось совсем недавно».
– Вихрь?
«Нет, вихрь похож был на ваш. Послабее и поизощренней, чем у Варвары, но принцип тот же. Хотя ваши обычно делают надёжней и проще, а тут... Но вот внутри вихря – ещё раз «Та что жаждет» зубы свои показала».
Григорий скосился на волкодава, пёс не выдержал прямого человеческого взгляда и отвернулся, на мгновение показав клыки. Опять замер, словно ожидая чего-то. Григорий огляделся, с грустью посмотрел на разрытое и разломанное чёрт знает чем домашнее огородие. Поглядел на дом. Хороший дом был, крепкий, сложен надёжно из добротных, одно к одному брёвен. Резные балясины на крыльце, резные наличники – искусно сделано ведь, у Григория и самого выходило куда хуже, проще.