— Привет, дорогая, что это вы тут затеваете?
Я отступаю от красиво упакованных подарков, чтобы Питер мог в полной мере оценить результат моих усилий, потраченных на завязывание бантов.
— Только что закончили упаковывать подарки мальчикам, — улыбаясь, говорю я. — Возьмешь их прямо сейчас?
— Да, пожалуй. А ты не хочешь поехать с нами?
Еще месяц назад я не задумываясь ответила бы: нет, я не хочу ехать к Роуз и не хочу смотреть, как ее отродья будут с жадностью распаковывать свои подарки. Я сказала бы ему, что мне совершенно безразлично, понравятся ли им подарки или нет, результат обычно один и тот же: близнецы тотчас же отбрасывают один подарок и переходят к другому. Мне противно на это смотреть. К тому же ни один день рождения не проходил без того, чтобы Роуз не пустилась в воспоминания о том, как она рожала с помощью всего лишь эфира и воздуха и что близнецы весили более восьми фунтов. Я ненавижу, когда она пристает к Питеру с разговорами на тему «А ты помнишь?», словно пытаясь вступить с ним в тайный сговор. Однако теперь я делаю глубокий вдох и принимаюсь обдумывать, как лучше ответить. Так, чтобы это было лучше для всех.
— А ты хочешь, чтобы я поехала? — спрашиваю я.
— Да, — решительно отвечает Питер.
Сердце мое замирает.
— Думаю, Роуз предпочла бы, чтобы я не приезжала, — замечаю я, поскольку совершенно уверена, что она расценит мой приезд как попытку досадить ей. В итоге она будет раздражена, а я — расстроена. Ситуация, когда оба в проигрыше. Все мои усилия последних нескольких недель могут рухнуть в результате одного непродуманного предложения.
— Ориол будет рада, если мы поедем всей семьей, — говорит Питер.
Хитрая уловка. В прошлом я всегда старалась ограничить время, проводимое Ориол в обществе Роуз и мальчишек, так как считала, что она сможет там научиться только печь печенье и вышивать крестиком, что, по моему мнению, для нее совершенно не обязательно. Однажды, когда Питер был в особенно раздраженном настроении, он заметил, что, возможно, она научится у Роуз уважению к людям и способности быть любезной. Его оскорбление не было прямо нацелено против меня, но достаточно очевидно, и я пришла в ярость. Теперь я готова признать, что будет неплохо, если Роуз немного повлияет на Ориол. Я никогда не произносила этого вслух, но нельзя сказать, что Себастьян и Хенри всегда ведут себя как маленькие нахалы. Они могут составить вполне приличную компанию, если она не подстрекает их взбунтоваться против меня.
— Хорошо, я поеду.
Питер выглядит взволнованным. Он заключает мое лицо в ладони и целует меня.
— Ты действительно замечательная.
— Я знаю.
По каким-то непонятным для меня причинам у нас уходит еще минут сорок на то, чтобы собраться и выйти из дому. Я заметила, что, имея ребенка, невозможно мгновенно собраться и куда-то пойти или даже просто поменять направление. Я постепенно учусь принимать это как данность, но мне по-прежнему от этого не по себе. Опоздания — проявления лени. Пока Питер и Ориол бегают по квартире, собирая ключи от машины и любимых кукол, без которых невозможно обойтись, я пользуюсь свободными минутами, чтобы проверить электронную почту. Сокращение моего рабочего дня привело к тому, что стало накапливаться много непрочитанных писем, так что мне приходится просматривать их дома, что добавляет три-четыре часа к моему рабочему дню после того, как уложу Ориол спать. В четверг произошло нечто невообразимое, что прежде никогда не пришло бы мне в голову, — я провела весь вечер, покупая через Интернет игрушки для Ориол, вместо того чтобы просматривать письма, а в пятницу мы с Питером отправились в «Нобу» и вернулись оттуда поздно. Теперь я знаю, что меня ждет, наверное, более двухсот писем, и я не могу оставить их без внимания до следующей недели.
Его письма я увидела тотчас же. Имя его выскочило, словно струп на язве: «Джоу Уайтхед». Мне хочется удалить их, не читая, но всегда существует незначительная возможность, что он хочет сообщить что-то по работе.