Ориол не столько огорчилась, сколько пришла в ярость — порой я вижу в ней себя. Оказывается, она не простила меня за то, что я покинула ее в этом ужасном Сентер-Паркс, хотя я проторчала там до середины четверга. Бросившись в гневе на канапе, она недвусмысленно заявила, что я никчемная мама, что я все делаю неправильно, и спросила, какой смысл обещать, если я все равно не выполню своего обещания. То есть она высказала вслух мои собственные мысли и наблюдения, так что я не стала спорить, а, оставив ее с Евой, поднялась наверх переодеваться. Я уже жалела, что предложила устроить эту проклятую вечеринку по случаю Хеллоуина. Я сделала это только потому, что Питер считает, будто так должны поступать матери. Черт бы побрал эту Роуз, опять она устанавливает неприменимые для меня стандарты.
Я поднимаюсь в свою комнату, принимаю душ, одеваюсь и, когда спускаюсь вниз, обнаруживаю, что спокойствие уже восстановлено. Ева смастерила колпак из картона и наклеила на него золотые звезды. Как удачно, что ее коробка для рукоделия всегда наполнена до краев. Шляпа выглядит немного причудливо, но привлекательно.
Стол выглядит изумительно. Ева, Питер и Ориол вырезали тыквы в изобилии — штук десять по крайней мере стоит на улице около двери, а еще десять искусно расставлены но кухне. Ева приготовила суп из тыквы и испекла тыквенный пирог, а также сделала пурпурное желе и маленькие шоколадные кексики в форме кошачьих мордочек. А еще (по моему поручению) она приготовила огромный чан довольно крепкого пунша. Я заказала две дюжины восхитительных ведьминых кексиков в сверхмодной булочной поблизости. Их доставили в огромной плетеной корзине, и хотя цена в сто двадцать фунтов за двадцать четыре кексика казалась чрезмерной, но их доставка привела в такой восторг Ориол, что она простила меня за некупленную шляпу, и я сочла кексики бесценными. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она нажаловалась отцу по поводу моей никчемности, он и так об этом прекрасно знает.
Три или четыре мамаши привезли своих маленьких дочек. Не могу припомнить имен ни девочек, ни мамаш. Все девчонки похожи друг на друга. Все это дети нашего времени — хорошенькие, но угрюмые и требовательные. Мамаши тоже похожи друг на друга, сначала они испытывают смущение, но теперь, когда они привезли детей и могут спокойно вдали от детей выпить по чашечке кофе, с их лиц постепенно исчезает напряженное выражение. Никто из нас не мог предположить, что подобное угощение будет когда-нибудь восприниматься как наслаждение.
Ева согласилась остаться и помочь с вечеринкой. Я плачу ей за это вдвойне.
Питер приехал почти одновременно с Конни, Льюком и девочками. Я прикидываю, что ему пришлось, приложив немалые усилия, уйти из офиса около половины пятого, и я благодарна ему за это. Я же ушла с работы в половине четвертого, но мне пришлось пообещать приехать завтра в офис к шести часам.
— Боже мой, стол выглядит просто фантастически! — восклицает Конни. — Вы только посмотрите на эти кексики! Какие они изумительные. — К сожалению, Конни обратила внимание не на мои кексики в плетеной корзине, а на те, в форме кошачьих мордочек, которые Фрэн и Ориол уже принялись пожирать.
— Не могу принять все похвалы на свой счет, — говорю я, не произнеся ни слова лжи, но в то же время создавая впечатление, будто отчасти заслужила похвалы, но просто слишком скромничаю, и принимаюсь раздавать огромные кубки с пуншем взрослым. — Кажется, дверной звонок? Неужели уже пришли дети требовать угощение?
Я испытываю легкое раздражение. Мне не хватило времени разложить сладости на тыквенную тарелку, которую купила в прошлом году специально для этой цели. Почему мне теперь постоянно не хватает времени, чтобы сделать все элегантно и пристойно?