Я поклонился старику и с достоинством отвечал:
– Достопочтенный служитель бога, перед тобой ничтожный раб. Я привез камень и украл минуту досуга для осмотра храма.
Жрец отметил речь горожанина и сказал мне следующее:
– Что есть раб и что есть господин перед лицом Вечности? Знание говорит нам, что титулы лишь скрывают суть того, что за ними есть человек, а происхождение его лишь каприз судьбы, поместившей душу в оболочку простолюдина либо царя. Одно лишь стремление к познанию и самосовершенствованию отличает истинно благородного человека. Прочие же порывы есть тщета и тлен, раззолоченные рубища ничтожных душ.
Я поклонился, слова старого жреца запали мне в душу. Меж тем жрец продолжал:
– Вижу, ты держишься сходных мыслей. Не за крамольные ли речи ты попал на каменоломни?
Я покачал головой.
– Всему виной лишь мое невезение и глухота моя к тонкостям человеческих отношений. Я лист, который ветер гоняет по земле и которому не за что зацепиться.
– Как имя твое, юноша?
– Родители назвали меня Иосифом, я из земли Иудейской, о преосвященный.
– Исифу, – повторил жрец. – Возможно, я тот, кто даст тебе силу укорениться, Исифу, и дать благородные плоды.
Жрец выкупил меня и я стал жить при храме. Одна из дочерей госпожи Асинат была женой жреца столичного храма Тота. Было ли сие совпадением или за судьбой моей следила хозяйка, я не знал и предпочитал не думать. В моих грезах мелькала лишь Мерит, и глаза ее в были печальными. Я испортил ее судьбу, думал я. Не будь рядом невезучего Иосифа, она бы сошлась с соотечественником и полюбила бы его. Сосредоточусь на своей новой службе, не буду ни с кем сходиться, дабы не заразить кого-нибудь своей невезучестью, решил я. Я прислуживал старому жрецу, который изучал небесные светила. Презренный червь, прежде я не обращал внимания на состояние Луны, а ход созвездий вообще не замечал. Оказалось небо не постоянно, а Солнце стоит на разной высоте и наступает день, когда лучи его отвесно падают в колодец. Старик диктовал мне, гонял за свитками в храмовую библиотеку, я чертил и стирал мелом знаки и цифры на плитках двора. Так бывало неделями, а после жрец заносил выводы в таблицу. Папирусы тленны и резчики переносили на камень с чистовика новые знания, которые должны пережить храм и царство. Я же не оставлял возни с разливами Великой Реки. В библиотеке нашлись хроники, в которых отмечались между прочим и разливы, и засухи. Писари не особо утруждались записями о погоде, природе, ими отмечались лишь исключительные по силе разливы и истощающие засухи. Я нарезал тростинок и пометил их чернилами, отмечая года. Длина их означала плодородный или голодный год. Большая часть были равными, ведь сведений было так мало! Палочки с засушливым годом я окунал в красную краску, водяные годы – в черную. Я жонглировал годами, строил их в ряд и во множество колонок, пока на меня не снизошло озарение. Я принес свиток с выводами жрецу, который одобрительно покачал головой.
– Исифу, – сказал он мне, – ты славно потрудился. За то я возьму тебя с собой в столицу. Верховный жрец Тота собирает нас раз в три года, и после ежегодного отчета я поговорю с ним о тебе. Он мой друг. Я стар, и должен позаботиться о тебе. Ты можешь добиться большего, чем подставлять мне плечо и бегать за свитками.
Я опечалился и слезы брызнули из глаз при мысли о грядущем расставании. Я все-таки привязался к доброму старику, не взирая на данное себе обещание не приближаться к кому-либо.
В столицу мы прибыли быстро – течение и парус влекли нас к цели как ретивые лошади, хотя мне хотелось замедлить наше путешествие и отстрочить расставание. Мы прибыли среди первых и главный жрец нашел время приветствовать своего старого друга.
– Приветствую тебя, друг мой, Ампаро. Ты прибыл очень вовремя. Фараон призывает мудрецов ко двору и наше место среди них. Кто это с тобой, твой ученик?
– Здравствуй и ты, друг! Верховный жрец вхож к фараону каждый день, но что это за собрание, на коем мы будем не единственными учеными людьми?
– О, Ампаро! Оракул дал фараону, да хранят его боги!, очень странное прорицание, и никто не может разгадать его.
– Что ж, наше место подле фараона нельзя уступать гадателям по внутренностям, одержимым и прочим шарлатанам. Мудрость веков хранима не одними жрецами Тота, но только мы можем рассуждать о природе вещей и законах бытия непредвзято, не жонглирую устарелыми догмами.
– Тише, тише, друг мой! Неужто ты забыл, как оказался в дальнем храме?
– Я слишком стар, чтобы чего-то бояться. Возьми к примеру, моего ученика – он своим умом установил периодичность засух и разливов!