От нее несло прокисшим молоком и навозом, думаю, это все ее передник, бессменно служивший каждый день, который никогда не видел мыльной воды.
Я после ее трепа, тяжело вздохнув, приступила к исследованию «смотрин» рабочего места и знакомства с коллегами.
– Вот здесь вот тара, потом расскажу куда да чего, – точнее, она говорила «куды» да «чаво», ну это я старалась пропустить мимо ушей. – Тут у нас каждый со своим кузовком, кто что принес, вместе настилаем и обедаем, молока норму дают, хочешь – здесь, а хож – домой забирай, только норму смотри.
Нас было пять женщин, один пастух и бригадир. Мы делали все от дойки до уборки. На ферме быть не позднее шести утра, домой отлучиться только по спросу, тем более у кого маленькие груднички дома были, покормить и обратно. Вечерняя дойка заканчивалась в восемь, тогда все и расходились.
Так и начались мои ужасные дни в колхозе под названием «Заря». Что ждало меня дальше, оставалось только ждать и надеяться на лучшее.
Денег практически не платили, но никто не возмущался. Все боялись чего-то. Четкого разделения мужского и женского труда не было. Тяжело давили налоги. Против власти с речами не выступали, Сталина не обсуждали и не осуждали. «Уважаемые люди» были, к примеру, председатель колхоза, жил он лучше, да и дети его в город уехали на обучение, чего были лишены многие другие, те же из кулацкой семьи к примеру.
Вкалывали мы от зари до зари. В конце рабочего дня бригадир отмечал трудодень.
Дома мне было поговорить не с кем, Алексей был не разговорчив, видимо, за весь день наговорится – вот и молчал. Я, если силы были, читала книги, хотя бы они меня спасали вечерами, литература была исключительно обучающая, та, что под запрет не попала, но мне и этого было достаточно. Стала изучать более углубленно немецкий и французский языки, работать над произношением. Решать задачи из учебника по арифметике. Рисовала.
Пролетели последние дни лета, и наступила осень. Продуктов практически не хватало, но мы справлялись, Алексею выдавали иногда и дополнительный набор, как учителю положено было.
Осень выдалась дождливой, все дороги размыло, до фермы пока доберешься, вся мокрая насквозь.
Но у меня было правило: одежда должна быть сменная, не важно, какая она, но главное, чистая и комфортная. Раз в неделю я брала на стирку. Не то что эти бабы, в чем пляшем, в том и пашем, запах их сопровождал везде.
Настал мой день рождения, понимая, что как в детстве уже не будет, не могла скрыть улыбки, надела бусы, подаренные мамой, для настроения.
К тому времени Алексей уже ночевал в доме, правда, спал на полу, на зимнем тулупе. А к утру его уже не было.
Так и в тот день. Его уже не было. Я немного огорчилась, но собралась быстро на работу, по дороге сняла бусы и положила их в карман, хорошо укутав платком. Не хотела говорить о своих именинах.
День прошел как обычно, с орущими бабами и постоянным набором их незамысловатых песен. Фольклор народного творчества, так сказать. Громче всех, конечно, вопила Марфа, да, именно так, вопила, как старая, не смазанная телега. Вот если тебе не дано, зачем надрываться, но, видимо, у нее было другое мнение на свой счет.
Вечером похолодало, не удивительно, конец октября. Приближаясь к дому, увидела горящий свет в окне. «Алексей, значит, дома», – про себя подумала я.
– Добрый вечер, Мария, как день прошел?
Мария? Серьезно? Мое имя практически не произносилось, за все время пару раз… да и то… в разговорной форме с кем-либо. И с каких пор дела мои интересовать стали? Даже я перестала спрашивать о его делах.
– Добрый. Все хорошо. Спасибо, – ответила я и сообщила, что сейчас умоюсь и будем ужинать.
Я зашла за занавеску, умылась с мылом, пригладила волосы, уложенные под косынкой, достала из кармана бусы и надела на свою и без того, как мне казалось, длинную шею. Посмотрела на свои руки, провела ими по талии и вышла к мужу.
Он стоял поодаль от стола, практически в углу, немного ссутулившись, держа в руках небольшую коробочку. После чего протянул руку ко мне и сказал:
– Это тебе, с днем рождения, Мария.
Я взяла в руки то, что мне презентовалось. Это был чай. Настоящий чай! После того дня, как я покинула родительский дом, я уже и вкус его забыла. Сидеть на одном молоке, от которого меня уже тошнило, всю жизнь не проживешь, спасалась водой или отваром из сушеных ягод.
Алексей немного улыбнулся, я впервые увидела его улыбку, как же она меняет человека. Немного покраснев, он достал еще что-то из кармана, положил на стол и сказал:
– Подарки скромные, но, думаю, ты будешь и этому рада.