Кусты цеплялись за мой пиджак отросшими ветвями. После смерти пана Евстафия на все здесь начала ложиться печать запустения.
Понемногу темнело... На Лошицких мельницах иногда, кажется, грабили... Но я не волновался: привык носить с собой револьвер, а извозчик, чернявый мужичок с произношением речицкого Полесья, должен был ждать у ворот хоть до утра — я не пожалел денег. Вдруг я остановился возле странного деревца — на его тоненьких, но даже на вид твердых, как железо, ветках, между редких плотных и темных листов светились белые цветы... Крупные, словно вырезанные из бумаги, в сумерках они казались неестественными. Словно приклеенные... Я даже потрогал лепестки — словно поздоровался за невесомую руку с Метлушкой. Внизу светлела медная табличка. Я пригнулся и разобрал надпись: "Магнолия кобус"... Так называемый "маньчжурский абрикос", который зацветает в день рождения пани Ядвиги Любанской! Словно наяву, я снова увидел декорации былой драмы: китайские фонарики, белая балюстрада, окруженная зеленью, бумажный экран, тени на нем... Насмешливый шепот и звон бокалов... Взгляды, взгляды... Жилка пульсирует на седом виске пана Евстафия Любанского...
Я поднял глаза на луну, которая под аккомпанемент моих грез успела всплыть из глубины вечера... На почти белом ее диске четко виделся силуэт... Женская фигура в платье с широкими рукавами, с высокой прической, с веером в руке... Да, настоящие привидения являются не по заказу. Сколько раз я мечтал хоть так же, тенью увидеть свое потерянное счастье — но тщетно... Я, христианин, завидовал Сигизмунду Августу, который использовал услуги чернокнижника Твардовского, чтобы вызвать призрак любимой... И никогда бы не побоялся схватить — пусть тень — в объятия... Только тот, кто дошел до предела отчаяния и даже заглянул туда, за грань, поймет меня. Но тут... Темный силуэт на луне... Я, конечно, попытался убедить себя, что это просто абстрактные пятна, из которых мое представление составляет фигуру. Многие же видят на луне зайца, или братьев Каина и Авеля... Я тряс головой, закрывал глаза, даже нажал на глазное яблоко — все реальное должно на время расплываться, раздвоиться, а призрак — нет, ведь он же воспринимается не зрением, а больным воображением! Напрасно, все раздвоилось, расплылось.... И земля сдвинулась под моими ногами, прежде чем я осознал, что ухожу... Максимально быстро, чтобы не назвать это самому себе паническим бегством. Вот что значит чужие призраки... В Тавридском Гурзуфе меня водили к кипарису, в котором якобы живет дух Александра Пушкина. Кипарис растет под окном усадьбы Раевских, где гостил поэт и сочинял стихи, глядя на молодое деревце. И даже записал в дневнике о необычных дружеских чувствах, которые пробуждает в нем зеленый сосед, и оставил там же мистическое пророчество, что вернется сюда, чтобы созерцать божественные окрестности. В тени кипариса приезжим показывают два силуэта: Пушкин, кудрявый, с бакенбардами, обнимает барышню в старосветском платье... Так вот, тот кипарис вызвал у меня такие же мерзкие, тяжелые чувства, что и упомянутые места языческих капищ. Теперь к списку могу присоединить Лошицу и магнолию кобус.
Потом мне рассказывали, что силуэт пани Ядвиги можно увидеть в Лошице на фоне полной луны, только когда цветет это призрачное деревце. Еще — что призрак белой женщины видели над рекой в том месте, где утонула пани Ядвига, а кто-то наблюдал, как она прогуливается между деревьев, сидит возле часовни, в которой поставлен ее свинцовый гроб... Театр теней... А для меня мораль всей этой истории такая. Любовь-страсть — это от старозаветного... инстинктивного... Возможно, достаточно простой, спокойной любви-уважения? Разве вовсе не испытывала такой любви дочь мозырского дворянина Киневич к своему мужу? Если бы не ее избалованность — не погибли бы оба. Семнадцать лет — не самая большая разница... Да и... двадцать три, как, скажем, между мной и вами, уважаемая Дорота, — тоже немного. Главное, чтобы девушка была рассудительной и серьезной... А духовная общность, может, стоит страсти. Тем более в суровое неопределенное время... Как вы думаете, Дорота?