Ганулька осторожно вышла из своего укрытия, подобрала выброшенную бумагу и попробовала распрямить — это было письмо. Прочитать, что там написано, девушка не могла, тем более не могла попросить об этом кого-то. Ганулька понимала только, что у ее кумира случилась беда и письмо имеет к этому отношение.
Что могла сделать бедная Ганулька? Назавтра, еле дождавшись, пока отец разрешит закрыть магазин, девушка одела самое лучшее платье из темно-зеленой шерстяной ткани, с белоснежным воротником из вязаных кружев и такими же манжетами, зашнуровала высокие ботинки и, краснея ( потому что это был грех), взяла одну из бутылочек с одеколоном, предназначенных на продажу, и тронула нездешним ароматом за ушами... Ганулька не знала точно, что будет делать, но надеялась, что переполнявшие ее слова восхищения и участия могли понадобиться сегодня пану Николаю.
Николай Шпадарович возвращался домой со спектакля заезжей театральной труппы. Театрик был убогий, труппа была бездарной, пиво в буфете имело привкус мыла, а звезды светили возмутительно ярко. Шляпа пана Николая чуть сдвинулась на левое ухо, открывая безупречно причесанную и набриллиантиненую челку; под расстегнутым пиджаком поблескивала серая парча жилета и шелковый узел галстука, блестели ботинки и набалдашник модной тросточки в виде головы черного пуделя. Из-за кустов вынырнула тоненькая фигурка:
— Пан Микола... Я только хотела сказать... У пана Миколы такие стихи...
— Сти-хи-и ?— Шпадарович грозно приблизился к девушке. — Ты кто такая?
— Пан Микола читал мне стихи... Там, в замке...
— А "лесной дух"! Ты откуда тут? Следишь за мной? Кто тебя воспитывал? Разве прилично девушке приставать к незнакомому мужчине? А, что с них взять! "Деревня"! А туда же, "стихи"... В гробу я видел те стихи с тобой вместе...
Последние слова пан Николай говорил уже за закрытой калиткой. Назавтра он уехал к месту учебы и в город Б* не вернулся никогда. Не приехал даже на похороны отца. Говорили, что он выгодно женился на дочке своего профессора, бросил литературные занятия и держит свою клинику, где богатые женщины с удовольствием лечатся от ожирения, истерии и астении.
Ганулька по-прежнему торговала в отцовском магазине. И даже когда стала зрелой замужней женщиной, матерью пятерых детей, все так же перепрятывала таинственный клочок бумаги, исписанный словами, что перечеркнули жизнь и ее, и ее божества, и до самой своей смерти не узнала смысла этих слов.
А если б смогла, то прочитала б в заветном письме следующее: "Уважаемый г-н Шподарович! Прочитал Ваши стихи, которые Вы мне прислали, как Вы изволили выразиться, на беспристрастный суд. Не обнаружил в них ни чувств, ни мыслей. Право, можно подумать, что Вы живете под стеклянным колпаком в обществе нескольких романтических книжек. От всей души советую — займитесь полезным обществу делом и не тратьте душевный пыл и бумагу на гимназические литературные практикования".
Подпись неразборчива.
СЕМЕЛА И ЮПИТЕР
Однажды Юпитер полюбил земную красавицу Семелу. По внушению ревнивой жены Юпитера Юноны Семела попросила, чтобы любимый показался во всем блеске божественной славы. Невыносимое для земных глаз зрелище убило Семелу.
Если в этом несовершенном мире все-таки встречаются такие вещи, как розы, лебеди, закат на фоне развалин старого замка города Б* и миндальный торт, должны в нем быть и счастливые люди.
Хотя розы, лебеди и миндальные торты, не говоря о закате, встречаются гораздо чаще.
В городе Б* не было более счастливого человека, чем пани Авгинья. Она жила в красивом домике с зелеными ставнями, ее отец был мудрый седой брандмейстер, а молодой муж — лучший подчиненный отца, бравый пожарный Михась Кудыка. Панна — теперь уже пани — Авгинья вязала самые красивые в мире кружева, люди ценили ее романтическую натуру и любили за кроткий нрав. А какой огород был у Авгиньи! Не банальные помидоры-бобы росли там, а переселенные из леса и выгона цветы, которые жители города Б* почитали обычными сорняками. У забора возвышался царский скипетр, светились мелкие цветочки бабьего лета и чернокореня, взбиралась на стены дома жимолость, качал свой темный огонь кипрей, подрагивало пушистое миртовое деревце и даже сидело у крыльца нездешнее растение самшит — железное дерево...