«А из-за женщины, наверное, история была, потому и не любит женщин», — отмахивались скептики. Но и они почтительно кланялись и втайне завидовали, когда Магарыш пролетал по улице города Б* на своем любимом черном жеребце.
Но за пятнадцать лет существования пансиона никто не решился спорить с его директоршей.
Город Б* с интересом ждал исхода поединка.
Никакие попытки разжалобить сердце коннозаводчика не удались. Он не боялся городских властей, не заигрывал с женщинами, не напивался, что исключало наличие сердечных дружков, и не имел родственниц с твердым характером.
Основательницы Общества защиты женщин собрались в классной комнате пансиона благородных девиц. Между кофе и миндальным печеньем поговорили о детских яслях для грудных детей рабочих женщин, между горячим шоколадом и безе поссорились по поводу репертуара благотворительного хора. Когда принесли фрукты, всплыла неприятным пятном на радужном настроении присутствующих проблема — ненавистник женщин Магарыш. По городу Б* летало уже несколько его едких высказываний насчет «бабьей самодеятельности».
— Мужчина — существо примитивное, — твердо сказала мадам Касио. — Стоит только хорошо подумать и найти его слабое место. Давайте вспомним, что наше общество заботится не только о женщинах, но и о детях. Если эта особа равнодушна к положению женщин, так же ли отнесется к слезам невинного ребенка?
Невинное дитя, которое надлежало включить в очередную делегацию, нашлось, — годовалый малыш учителя естественных наук. Мальчуган был славный, щекастый. Его мать нравилась мадам Касио куда меньше — суетливая женщина, которая в нанятую мадам Касио пролетку приволокла еще и такую же суетливую пуделиху с мещанской кличкой Жужу.
Магарыш скрывался в своем летнем домике рядом с конюшней в предместье город Б*, там, где весной разливалось море яблоневого цвета. Мадам Касио, словно черный корабль, проплыла по засыпанной желтым песком дорожке, рассекая ароматные бело-розовые волны. В фарватере за мадам, словно за флагманским кораблем, испуганно двигались мадемуазель Нинель, учительская жена со своим потомком, наряженным в кружевной чепец неимоверной величины, и пуделиха Жужу. У дверей в логово женоненавистника караван остановился. Дворецкий, бывший барский денщик, ни за что не хотел впускать в дом избалованную собачку: дескать, у пана живут здоровые гончие. А обладательница пуделихи ни за что не хотела оставлять свою ненаглядную Жужу одну на чужом дворе в подозрительном окружении. Мадемуазель Нинель пожертвовала собой и осталась стеречь взвинченную животинку.
Мадам Касио для поднятия боевого настроения вспомнила последний выпуск своих пансионерок, затянула растрепанные чувства в стальной корсет гражданского долга и пошла в наступление:
— Не ради чванства и славы, а ради детства! Оно смотрит вам в глаза, он требует вашей благотворительности! Вы отказываете в милости невинным деткам, которых Христос повелел почитать прежде всех, так как им принадлежит Царство Божие! — мадам тыкала пальцем, обтянутым черной перчаткой, в невинное дитя, которое упорно пыталось стащить с себя кружевной чепец. Но бессовестный коннозаводчик только иронично хмыкал да повторял:
— Мадам, моя специальность — лошади. Я не разбираюсь в женских организациях... Разве что в физиологическом смысле.
От подобных ударов косы о камень высекались искры. Несчастная жена учителя прижимала к себе младенца, словно скрываясь за него от молний, которыми швырялись боги-олимпийцы. И тут на дворе отчаянно взвизгнула собака, и сразу ее визг подхватил мощный собачий хор.
— Стой, собачка, стой! — вопила где-то мадемуазель Нинель.
— О, моя бедняжка Жужу! Я иду к тебе! — воскликнула хозяйка пуделихи, с умоляющим «О, мадам!.." сунула своего ребенка на руки директору пансиона и выскочила за дверь.
В комнате воцарилась тишина. Крики и собачий лай растаяли вдали. Мадам держала ребенка перед собой, словно амфору с редким вином. Стыдно признаться, но лицо мадам Касио почему-то не выказывало умиления. Магарыш также смотрел на милое дитя, которое успело стащить набекрень свой накрахмаленный чепец и обнажить круглую макушку, украшенную единственным завитым чубчиком, с каким-то сложным чувством.
— У-а-а-а-а-у!
Директорша чуть не уронила ребенка. Полковник в отставке ловко поддержал крикливого гостя на ее руках. А младенец горланил так отчаянно, с такой обидой на этот несовершенный мир!
— Успокойте его, мадам, — раздраженно буркнул Магаыш.— Вы же сами говорили, что возиться с такими недорослями — ваш гражданский долг.