— Пойдешь с нами? — спросила Далила.
— Пойду, — сказал Ангел. — Снимать будем?
— Будем снимать на природе.
— Так я возьму камеру?
Он взял камеру и пошел к двери в халате, Далила повернула его на девяносто градусов, отняла камеру и подтолкнула к кровати, у которой ворохом темнела его одежда. Поднимаясь по ступенькам, Ангел скинул халат. Халат оранжевой бабочкой распластался сзади. Ангел одевался быстро, оглядываясь на женщин, но наготы своей не замечал.
— Так ты более приемлем социально, — заметила Далила, когда он оделся. Ева только покачала головой.
— Это что, уже диагноз? — спросила она.
Ангела Кумуса отвезли на дачу к Далиле, уложили в кровать, накрыли всеми имеющимися одеялами, сказали, чтобы писал в горшок, а на улицу не выходил. Завтра утром приедет Далила, накормит, напоит и протопит дом.
— А что там на улице? — поинтересовался Ангел.
— Страшный серый волк. — Далила сделала круглые глаза.
Ангел слышал, как отъезжала машина, фары мазнули ярким светом по окнам, потом наступила тишина. Ангел обошел дом, потрогал старые стулья и сундук, сел на кровать и покачался. Сетка заскрипела.
Он посмотрел под кровать и обнаружил початую бутылку водки. Обрадовался, достал ее и отпил как следует. После этого выключил свет, осторожно подошел к окну.
В мокрой темноте неподвижно стояли деревья.
— Никакого волка там нет, — сказал Ангел.
— Как ты провела выходные? — спросила Далила.
Ева вела машину нервно, она поняла, что оператор им не помощник.
— Выходные… Черт знает, как я их провела… Такое впечатление, что спала все время, а сны были дурацкие… Но добрые, — решила она добавить ради справедливости. — Как ты думаешь, если мужчина говорит мне, что я — галлюцинация, кто из нас ненормальный?
— Конечно, ты! — засмеялась Далила. — Ты и социально опасна.
— Я социально опасна, этот Ангел… Магнус… как там его, социально приемлем… когда одет… Ты можешь выражаться нормально?
— Ты создаешь вокруг себя определенную атмосферу, мужчина, попадая в нее, перестает воспринимать реальность как таковую, — кто из вас ненормален? Если ты попадешь в туман и не будешь ничего видеть, это же не значит, что у тебя плохое зрение. Ты скажешь: «Какой туман!» Этим все и объяснишь. Ты навязываешь свое существование, человек ведет себя неадекватно в навязанной реальности, — кто из вас ненормален? Он — со своими естественными реакциями, или ты — насильница!
— Ладно тебе, успокойся. Ты сейчас как, сама по себе или в моей навязанной реальности?
— Ты очень притягательна. Но я буду бороться. Я должна быть сильней, и я буду сильней.
— Ты всегда на работе? Ну, в смысле, утром, вечером, ты все классифицируешь, ставишь диагноз, да?
— Я люблю свою работу, хотя я плохой психоаналитик. И знаешь, что я заметила? — Далила повернулась к Еве, подогнув под себя ногу. — Настоящие, ну, природные психоаналитики, они, как правило, никогда не идут работать по этой специальности и очень редко идут обучаться этому для диплома. Я знаю таких, я хочу тебе показать такую даму.
— Что мы будем делать с Ангелом небесным?
— У меня заболел ребенок. Завтра приедем с ним на дачу, посидим там пару дней втроем.
— А ты… Не боишься?
— Ангела Кумуса? Да он и мухи не обидит!
Вторник, 22 сентября, утро
В камере, где сидел Стас Покрышкин, на рассвете раздался страшный грохот. Стас сначала схватился руками за койку, опасаясь землетрясения, но потом разглядел в утренних сумерках на полу что-то огромное и бесформенное. Это пал неутомимый толстяк. До самого момента своего падения он ходил туда-сюда, не останавливаясь. Стас сел, стал кричать, он испугался, что ему придется оказывать помощь, он кричал: «Помогите, кто-нибудь! охрана!» — пока Кот не выдержал и не отпустил ему сверху по макушке звонкий и болезненный щелбан, обозвав придурком. После этого Стас замолчал и услышал мощный храп толстяка на полу.
Перед работой Ева решила заехать домой к оперуполномоченному Волкову, который заболел, проработав три дня.
Она заблудилась в районе новостроек, а когда наконец нашла нужный подъезд, с удивлением уставилась на «Жигули» Николаева, загородившие проезд.
Сам Николаев стоял у двери с номером «122» и озадаченно разглядывал свои ботинки.
Ева не сразу вышла из лифта, когда раскрылись двери, — она смотрела на затылок Николаева. С каждой секундой ее промедления спина Николаева напрягалась.
— Спорим, что ты уже пушку нащупал? — тихо сказала она.
Николаев расслабился, как только услышал ее голос.
— Это ты у нас недисциплинированная в расследовании, тебе можно не напрягаться. Я звоню вот, звоню, и ничего.
Вероятно, Волков услышал их голоса и открыл дверь. Он смотрел на них заспанный, взъерошенный и страшно изумленный. На нем была пижама и тапочки.
Николаев влетел к нему в квартиру вихрем, схватил с вешалки у двери куртку, бросил Волкову, крича, что время не ждет, срочно на задание!
— Какое задание, температура у меня… В воскресенье перетренировался.
— А в пятницу, в пятницу — как? Хорошо себя чувствовал?
— В пятницу… Ну да, я еще в субботу в футбол играл… Погоди. Мне надо брюки.
— Ничего тебе не надо, и так сойдет! — заявил Николаев.
— Да, — сказала Ева, — шарфик только повяжи, шапочку… вот так… умница.
— Ребята, — неуверенно смеясь, сопротивлялся Волков, — мы куда, ко мне врач сегодня придет.
— Да мы на полчасика, тут рядом, — приговаривал Николаев, вытаскивая его волоком на лестницу, потом в лифт, потом в машину.
Ева удивленно поехала за ними. Гнал Николаев быстро и зло. Ева уже боялась потерять их, но вдруг, когда они подъехали к пятьдесят второй больнице, поняла, что Николаев едет в морг.
Волков не понимал, куда его привезли, даже когда они прошли длинным коридором мимо каталок с накрытыми простынями телами. В холодильнике Николаев сказал, что привел главного свидетеля для опознания и что показать надо в основном детей и женщин. Санитар удивленно посмотрел на Волкова:
— Это родственник?
— Да. Он потомственный китаец.