Николаев сидел у одной из машин и грыз ноготь на большом пальце. Большое окно в кафе было разбито. Сквозняк вытаскивал наружу занавеску и мочил ее под дождем. На улице у кафе стояли два пластмассовых столика со стульями. На столах остались высокие стаканы с трубочками и бумажные тарелки.
— Ты что тут собрал столько народу и мокнешь под дождем? — Ева тоже пригнулась, стараясь на поднимать голову над машиной. — Что, хреново?
— Кот заложника взял, теперь машину требует. Влепят мне строгача. На задержание пошел в людном месте… Да ни души не было в этом людном месте! Дождь льет, зараза. Только этот пьяный в стельку… командировочный не-Рысь… И Кот. Я к нему подошел уже совсем близко, он за столиком сидел… вон там, под зонтом… А тут как на грех вылетели две кукушки. — Николаев махнул рукой в сторону милицейских мигалок. — Вот придурки, пепси-колу примчались пить… Ну, Кот, конечно, давай по ним палить, эти — по нему… Он забежал в кафе, а там в недобрую годину кто-то дождь пережидал.
С мокрых волос Николаева стекали на лицо прозрачные струйки.
— Ты на машине? — Он смотрел на нее щурясь, сгоняя воду с ресниц.
— Что-нибудь придумаем. Ева, пригнувшись, перебежала к милицейской машине. Два гаишника весел о курили впереди.
— Ну-ка, мальчики, подайте малым ходом назад, прикройте меня до поворота.
— Еще и баба тут… — Один из милиционеров покачал головой, но машину завел. — Это что за задержание такое, нигде по сводкам нет, слава Богу, дождь льет, а как хорошая погода, тут бы уже полгорода собралось смотреть представление! Оцепление делают сначала, оцепление!
Ева быстро шла рядом с машиной, спрятавшись за нее. В туфлях хлюпала вода. После поворота Ева выпрямилась и побежала к своей машине.
В машине она судорожно стянула с себя форменный пиджак и надела свой, в крупную черно-белую клетку. От кобуры тоже пришлось отказаться — она не пряталась под ее пиджаком. Ева выдохнула, задержала вздох, пока не пошли синие круги перед глазами, вздохнула, с удовольствием, — вздох получился вкусный, успокаивающий. Поудобней приладила пистолет рукояткой вверх в пояс юбки.
Она подъехала к самым дверям кафе, прилегла, осторожно оглядывая окна. Подумала и сняла туфли на каблуках. Открыла дверцу машины.
— Дяденька!.. — крикнула Ева, не выпрямляясь. — Дяденька, где вы… Я машину привезла!
Тишина.
Выпрямился Николаев, поднял руки.
— Кот! Я достал тебе машину! Не вздумай дурить, за рулем женщина!
Дверь кафе открылась. В проеме показался совершенно пьяный пожилой мужчина с растрепавшимся оселедцем на продолговатой лысине. Его обхватывал одной рукой невысокого роста молодой парень с застывшим напряженным выражением лица. Он выглядывал из-за плеча пьяного цепко и осторожно.
— Дяденька… — Ева поднялась, прижала руки к горлу. — Дяденька, не стреляйте. Кот посмотрел на нее отрешенно:
— Пошла вон.
Ева вылезла из машины на дорогу.
— Подойди, чтоб я видел.
Ева обошла машину, все так же прижимая руки к горлу, и топталась в луже, переступая ногами в колготках. Кот посмотрел на ее ноги и немного расслабился.
— Быстро к стене! — Он махнул головой в сторону кафе.
— Ой, дяденька… сейчас. — Ева медленно пошла к разбитому окну. — Не стреляйте.
Николаев, сцепив зубы, смотрел на Еву. Он судорожно прикидывал, будет ли Кот затаскивать пьяного в машину. Кот, похоже, думал о том же, но заметил слабую попытку Николаева опустить правую руку.
— Стоять! — закричал Кот, дернув заложника. Пьяный повис на его руке тяжело и неподвижно. Ева уже стояла почти сзади Кота, она видела, как дрожит его левая рука с оружием. Ева скорей почувствовала, чем осознала, что Кот сейчас выбросит пьяного, и в момент разворота его тела, когда он рывком правой руки отбрасывал заложника, успела приподнять борт модного пиджачка, выхватить из-за пояса юбки пистолет и прострелить Коту левую ладонь.
Из машины Николаева вывалились два бравых оперативника и побежали по лужам к прыгающему на одном месте и подвывающему Коту. Ева подтолкнула к ним по асфальту револьвер и села к себе за руль. Николаев заглянул в открытую дверцу, он тяжело дышал и был насквозь мокрый.
— Спасибо. Учту… Пить охота. — Он отвернулся, наблюдая, как оперативники скручивают назад руки Коту.
— Хочешь апельсин? — спросила Ева.
Четверг, 17 сентября, вечер
В управление они ввалились мокрые, Ева несла в руках туфли и свой китель. Они смерчем пронеслись по длинным коридорам с тем заразительным азартом собственного достоинства, от которого быстро расступаются в стороны все, кто попадается навстречу.
— Старший инспектор Николаев! — Демидову пришлось бежать рядом. — Вас просили оформить задержание немедленно!
— Ну ты, прокуратура, расслабься, попей чайку… Ты же знаешь, я медленно пишу, с ошибками и падежов не знаю..
— Следователь Курганова!.. Вы считаете обоснованным ваше участие в подобных захватах? — У Демидова дергалось веко, смотрел он на Еву с ненавистью, громко сопя.
— А ты, Гена Петрович, сходил бы хоть на одно, знаешь, как заражает, концентрирует и все такое… Мы когда Слоника выследим, я попрошу, чтобы тебя взяли в группу захвата… А то хочешь — один на один, а? Ты — и он? Он — и звание, а?
— Ева Николаевна! — Слабый и тонкий голосок словно дернул в Еве невидимую ниточку удивления, она оглянулась и отпустила пуговицу на кителе Демидова. — Прошу вас, подождите, я вас ищу…
К Еве подходила молодая высокая женщина, неуправляемые пшеничные волосы лезли в лицо, полузаплетенной косой валялись на плече, тонкая прядь попала в рот. Короткая юбка, большие круглые коленки, высоченные каблуки, огромный вырез тонкой шерстяной кофточки, большая толстая папка под мышкой.
— Что это?.. — Ева опешила.
— Психолога просили, Ева Николаевна? — Демидов злорадно наблюдал растерянность на лице Евы. — И чтобы женщина, и чтобы вам по вкусу?
Психолог попробовала достать из маленькой сумочки через плечо очки с круглыми большими стеклами, но при этом выронила папку. Некоторое время женщина задумчиво рассматривала засыпанный бумагами пол, потом решительно нацепила очки и уставилась на Еву, присела, не отводя взгляда от ее лица, и попыталась собрать все в папку. Наконец она просто сгребла все, прижав к груди, медленно поднялась и сказала, что ее зовут Далила.