Франциска:
– Романы. Стихи! И все за какие-нибудь двадцать марок страница, три марки в час.
Марианна:
– Кажется, пятнадцать марок страница.
Франциска долго-долго смотрела на нее.
– Мне бы хотелось, чтобы ты поскорее присоединилась к нашей группе. Вот увидишь: у нас такой кружок, где каждый в полной мере раскрывает свои возможности. И мы не обмениваемся кулинарными рецептами! Ты не представляешь себе, сколько благодатных часов могут подарить друг другу женщины.
Она:
– Ладно, зайду к вам при случае.
Франциска:
– Ты когда-нибудь жила одна?
Молодая женщина опять покачала головой, и Франциска сказала:
– А я жила. И я презираю одиночек. Я презираю себя, когда остаюсь одна. Бруно, кстати, будет на первых порах жить у меня – если ты, как я подозреваю, не захочешь еще сегодня вечером получить его обратно. Я пока во все это просто не в силах поверить. И все-таки я в восторге, Марианна, и, как это ни странно, я горжусь тобой.
Она привлекла к себе молодую женщину и обняла ее. А потом сказала мальчугану, укрывшемуся за книгой, похлопав его по коленке:
– Ну как, на этот раз прижал толстосум своего бедного родственничка?
Мальчуган, погруженный в чтение, не ответил, и какое-то время все молчали. Ответила в конце концов Марианна:
– Стефану всегда хочется быть на месте богача – богатый, говорит он, всегда важнее.
Франциска поднесла пустой стакан ко рту; сделала два-три глотательных движения. Поставила стакан и, переводя взгляд с женщины на мальчугана, принялась их разглядывать, при этом лицо ее постепенно смягчалось. (Иной раз Франциску внезапно что-то глубоко трогало, что-то неопределенное, чего не выразить словами; она успокаивалась, и лицо ее обретало сходство со многими и весьма разными лицами – словно она в этой неопределенной растроганности открывала самое себя.)
Дома, стоя в коридоре перед открытыми стенными шкафами, молодая женщина укладывала чемоданы Бруно. Подняв крышку одного из приготовленных чемоданов, она увидела там калачиком свернувшегося мальчугана; он тут же вскочил, убежал. Из второго чемодана вылез приятель Стефана, довольно толстый мальчишка, и выбежал вслед за ним на площадку, там они прижались носами к стеклу и высунули языки, что обоим, когда языки касались замерзшего стекла, причиняло одинаково сильную боль. Mолодая женщина, стоя в коридоре на коленях, аккуратно сложила рубашки, затем втащила чемоданы в большую комнату и поставила там, чтобы они были наготове. Когда в дверь позвонили, она быстро ушла на кухню. Бруно сам отпер дверь и вошел, озираясь, точно непрошеный гость. Увидел чемоданы и позвал жену; показав на них, усмехнулся:
– Ты уже и мою фотографию с ночного столика убрала?
Прощаясь, они подали друг другу руки.
Он спросил ее о Стефане; она показала на стеклянную стену, за которой мальчишки молча корчили гримасы.
После небольшой паузы Бруно сказал:
– Странная с нами случилась утром история, не правда ли? И пьяными мы вроде не были. Я сам себе кажусь сейчас смешным. А ты себе?
Она:
– Да, и я тоже. Нет, собственно говоря, нет.
Бруно взял чемоданы.
– Хорошо, что завтра мне опять на работу… Тебе ведь еще не приходилось жить одной.
Она:
– Ты, значит, сейчас от Франциски? – И добавила после паузы: – Не прися- дешь ли?
Уже выходя, Бруно сказал, покачав головой:
– До чего ж ты беспечна… Ты вообще хоть помнишь, что нас соединяло настоящее чувство, и вовсе не потому, что мы были мужем и женой, и все-таки потому, что мы ими были.
Она заперла за ним дверь, постояла. Услышала шум отъезжающей машины, подошла к шкафу рядом с дверью и уткнулась головой в висевшую там одежду.
В сумерках молодая женщина, не зажигая света, сидела перед телевизором с дополнительным каналом для наблюдения за детской игровой площадкой. Она смотрела на немой черно-белый экран, на котором как раз ее сын уверенно шел по бревну, а его приятель-толстяк то и дело срывался. Кроме них, на пустынной площадке никого не было. Глаза ее мерцали от слез.
Вечером молодая женщина с мальчуганом ужинали одни в большой комнате. Она уже все съела и теперь наблюдала за сыном, который прихлебывал и причмокивал. В доме было очень тихо. Только время от времени доносилось жужжание холодильника из кухни, соединенной с комнатой окошечком для подачи блюд. У ее ног стоял телефон.
Не хочет ли он, спросила она Стефана, чтобы она уложила его спать.