Я был слишком взволнован и потрясен, чтобы разговаривать. Какая-то глухая тоска лежала у меня на сердце.
Снова ее голос первый нарушил молчание.
- Я хочу спросить вас, - вдруг сказала она, - у вас много знакомых в Лондоне?
- Да, много.
- И есть знатные и титулованные? - В ее голосе слышалось какое-то глухое беспокойство.
Я медлил с ответом.
- Есть и такие, - сказал я наконец.
- Много... - Она остановилась и вопросительно посмотрела мне в лицо. Много среди них баронетов?
Я так удивился, что не мог сразу ответить. В свою очередь, я спросил:
- Почему вы об этом спрашиваете?
- Потому что ради собственного спокойствия я надеюсь, что есть один баронет, с которым вы незнакомы.
- Вы мне его назовете?
- Я не могу, я не смею, я выхожу из себя, когда упоминаю о нем! - Она заговорила громко, гневно, она погрозила кому-то худым кулачком, но вдруг справилась со своим волнением и прибавила уже шепотом: - Скажите мне, с кем из них вы знакомы?
Желая успокоить ее, я назвал три фамилии - двух отцов семейств, чьим дочерям я преподавал, и одного холостяка, который однажды взял меня в плавание на свою яхту, чтобы я делал для него зарисовки.
- Нет, вы не знаете его, - сказала она со вздохом облегчения. - А сами вы - человек знатный, титулованный?
- О нет. Я простой учитель рисования.
Не успел ответ, к которому, пожалуй, примешивалось легкое сожаление, слететь с моих губ, как она схватила меня за руку с поспешностью, столь характерной для всех ее движений.
- Не знатный! Простой человек! - сказала она как бы про себя. Значит, я могу ему довериться!
Я был больше не в силах сдерживать свое любопытство.
- Наверно, у вас есть серьезные причины жаловаться на некоторых знатных господ, - сказал я. - Боюсь, что баронет, которого вы не хотите назвать, причинил вам много зла. Не из-за него ли вы сейчас здесь, одна, ночью?
- Не спрашивайте меня, не говорите об этом! - отвечала она. - Меня жестоко обидели, мне причинили страшное зло. Но если вы хотите мне добра, идите быстрее и не говорите со мной. Я очень хочу молчать, я очень хочу успокоиться, если только смогу.
Мы поспешно продолжали наш путь и около получаса не произносили ни слова. Время от времени я украдкой смотрел на мою спутницу. Выражение ее лица оставалось по-прежнему хмурым, губы были сжаты. Она вглядывалась в даль напряженно и в то же время рассеянно.
Показались первые дома, мы миновали предместье и вышли к городской школе. Только тогда лицо ее прояснилось, и она заговорила снова.
- Вы живете в Лондоне? - спросила она.
- Да. - И, думая, что, возможно, она рассчитывает на мою помощь в дальнейшем и что мне следует предупредить ее о моем отъезде, я прибавил: Но завтра я уезжаю на некоторое время. Я еду в деревню.
- Куда? - спросила она. - На север или на юг?
- На север, в Кумберленд.
- Кумберленд... - Она с нежностью повторила это название. - Я бы тоже хотела поехать туда. Я была когда-то счастлива в Кумберленде.
Я снова попытался поднять завесу, которая разделяла нас.
- Вы, наверно, из прекрасного озерного края? - спросил я.
- Нет, - отвечала она. - Я родилась в Хемпшире, но когда-то я ходила в школу, недолго, в Кумберленде. Озёра? Я не помню озер. Но там есть деревня Лиммеридж и имение Лиммеридж. Я бы хотела снова взглянуть на те места.
Теперь был мой черед остановиться. Я замер от удивления. То, что моя странная спутница упомянула имение мистера Фэрли, буквально ошеломило меня.
- Вы услышали чей-то голос? - спросила она испуганно, как только я остановился.
- Нет, нет, но вы назвали Лиммеридж. Я слышал о нем несколько дней назад от людей из Кумберленда.
- Ах, я, конечно, их не знаю... Миссис Фэрли умерла, муж ее тоже. Их дочка, наверно, вышла замуж и уехала. Я не знаю, кто теперь живет в Лиммеридже. Я люблю всю эту семью в память о миссис Фэрли.
Казалось, она хотела еще что-то прибавить, но в это время мы вышли к заставе. Она сжала мою руку и с беспокойством посмотрела на ворота.
- Сторож не видит нас? - спросила она.
Но сторож не выглянул. Никто не видел нас. Никого вокруг не было. Когда показались газовые фонари и дома, тревога ее усилилась.
- Вот и Лондон, - сказала она. - Вы нигде не видите кэба? Я устала. Мне страшно. Я хочу сесть в кэб и уехать.
Я объяснил ей, что, если на пути мы не встретим пустого экипажа, нам надо дойти до стоянки кэбов, и попытался возобновить разговор о Кумберленде. Но бесполезно: ею целиком овладела мысль о возможности спрятаться в кэб и уехать. Ни о чем другом она не могла ни говорить, ни думать.
Мы пошли дальше и вскоре увидели кэб, который остановился неподалеку от нас, на противоположной стороне улицы. Какой-то джентльмен вышел из него и скрылся за садовой калиткой. Я окликнул кучера, и он снова влез на козлы. Нетерпение моей спутницы было столь велико, что она заставила меня перебежать с ней дорогу.
- Сейчас так поздно, - говорила она. - Я тороплюсь только оттого, что так поздно...
- Я не могу подвезти вас, сэр, если вам не в сторону Тотнема, вежливо сказал кэбмен, когда я открывал дверцу кэба. - Лошадь падает от усталости. Она дотянет только до конюшни.
- Да, да, мне в ту сторону, мне именно в ту сторону, - проговорила она, задыхаясь от нетерпения, и быстро села в кэб.
Удостоверившись, что возница так же трезв, как и вежлив, я все же попросил разрешения проводить ее.
- Нет, нет! - резко отказалась она. - Теперь мне хорошо, теперь я спокойна. Если вы порядочный человек, помните ваше обещание. Пусть кэбмен едет, пока я не остановлю его. Благодарю вас, о, благодарю, благодарю вас!
Я держался за дверцу кареты.
Она схватила мою руку, поцеловала ее и оттолкнула. Кэб тотчас же тронулся в путь. Я пошел дальше по улице со смутным желанием остановить его, сам не знаю зачем, но не решился сделать это, чтобы не встревожить и не испугать ее, наконец окликнул кучера, но слишком тихо, чтобы привлечь его внимание. Стук колес затих в отдалении, кэб растаял среди черных теней, - женщина в белом исчезла.
Прошло около десяти минут. Я продолжал свой путь в каком-то забытьи, сомневаясь в реальности происшедшего, мучась неясным ощущением собственной вины и в то же время не понимая, в чем она. Я шел бесцельно, куда глаза глядят. Мысли мои были в полном смятении, как вдруг я пришел в себя, словно проснувшись, услыхав совсем близко, за спиной, стук колес быстро приближавшегося экипажа.