уколы сигналов оттуда,
где нег ничего, забытье.
Забудется мама, а мне
в потоке забот и событий
забвение это забыть ли?
Терзает и днем, и во сне.
Судьба, не спеши, потяни,
не тронь истонченную нитку!
Я в тайну твою не проникну,
и все же – продли ее дни!
А если уж так суждено,
в тот час предзакатный, вечерний
избавь ее хоть от мучений,
коль надо уйти все равно.
Загадочно наше житье,
и много так значит, и мало…
Глядит на меня моя мама,
как на отраженье свое.
Подвластные календарю,
паденью мгновений-листочков,
живем – и, наверное, точно
я ей и себе говорю:
«Я – бабочка, куколка – ты,
моя оболочка, облатка.
Не будет пути мне обратно
в мир теплой твоей темноты».
Вздыхаю, боюсь ее глаз…
Вдруг – и утешенье, и вызов —
спокойно: – Включи телевизор.
Там «Клуб путешествий» сейчас…
Бабушка
Я в зеркале, себя обрадовавши,
сквозь гром привычной маяты
поймала вдруг покойной бабушки
едва приметные черты.
Их зябь, их рябь, их вязь неброская
плыла, загадкою дразня.
Мое славянское, отцовское
не отдавало им меня.
И все же это было явлено —
намеком тающей зари.
И я – как бабушка: и яблоня,
и плод, и семечко внутри.
Живу, отчаиваюсь, праздную,
то как в бою, то как во сне.
А бабушка была прекрасною!
И силой праведною властною
есть что-то от нее во мне.
«Люби меня!…»
Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми…
Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, уведена,
украдена тобой!
Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло.
Ломай меня бездумно,
как кусты сирени.
Иди за мной безумно,
будто я – сирена…
Люби меня по-отчески
воспитывай, лепи, —
как в хорошем очерке,
правильно люби…
Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично…
Люби дремуче, вечно,
противоречиво…
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,
подушкой под локоть,
скамейкой в тени…
Захотел потрогать —
руку протяни!
Буду королевой:
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап.
Яблонькой – дичонком
с терпкостью ветвей…
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.
Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи…
Люби меня только.
Только люби!
«Бесконечными веками…»
Бесконечными веками —
есть на то причина —
разговаривал руками
любящий мужчина.
Не растратчик, не обидчик,
обольстивший ложью,
а защитник, а добытчик,
ломовая лошадь.
Стрелы он строгал и струги,
строил стены града.
Если что сказали руки —
повторять не надо.
Ладил сети, ставил срубы,
пласт взрыхлял для злака.
Был он, может быть, и грубый…
Как смотреть, однако.
Как смотреть… Душа – не камень.
Все ль тужить, болеть ей?
…Говори со мной руками —
языком столетий!
Не на птичьем, на беспечном,
выпорхнувшем хрупко, —
говори на безупречном
языке поступка.
Говори своей заботой —
не игрой дешевой.
Говори своей работой:
для меня – тяжелой.
Говори, когда озябну,
согревая споро.
Говори со мной, хозяин,