— Хумин-хён профессионал. Никто и не подумает, что в четыре утра таксист тащил его до входной двери, — как ни в чём не бывало отвечает Шиву, с отвращением натягивая перчатки для мытья посуды.
— Во сколько? — переспрашивает Джи, щурясь и отвлекаясь от изучения содержимого холодильника.
— Почему мы пили вместе, а отчитывают только меня? — хмурится Шиву. — И вообще, вместо того чтобы быть благодарной за новую работу, ты мне настроение с самого утра портишь. У меня голова вообще-то болит! — делает акцент на последнем предложении, пытаясь показать сестре, что он тут не главный виновник, а тоже жертва.
— Интересно, из-за чего же она болит? — язвит Тэджи, морща нос.
— Наверное, из-за погоды. Вчера по радио обещали магнитные бури, — обыденно отвечает Шиву, начиная старательно оттирать присохший к кастрюле рамён.
И чего ещё можно от него ждать? Может, Джи стоит что-то ответить, но рот набит сгустком резиновой пиццы, которая уже не такая вкусная, какой была вчера. Джи лишь инертно закатывает глаза — это уже вошло в привычку.
— Я знаю, что ты сейчас глаза закатила.
— Неправда! — возражает Джи, выплёвывая несъедобный кусок прямо в ладонь. И вся эта каша отправляется в пакет с мусором, который Шиву беспардонно бросил посреди кухни, даже не удосужившись завязать ручки. Следом летит и оставшийся кусок Маргариты. — У тебя что, глаза на затылке?
— Я слишком долго живу с тобой на одной территории, сестрёнка, — оборачивается Шиву, приторно улыбаясь. — Мне не нужен третий глаз, чтобы предсказать твою реакцию.
— Да ну тебя, — фыркает она, разворачиваясь на пятках и направляясь в свою комнату.
Спальня Мин Тэджи немного специфична — как и её вкусы. Несмотря на то, что двадцать восьмой год жизни Мин Тэджи сейчас в самом рассвете, ментально она застряла где-то между тринадцатью и двадцатью годами. А Шиву вообще часто шутит, что мозгами ей до сих пор шестнадцать.
Если ей что-то нравится, то Джи посвящает себя этому целиком и полностью — так было всегда. Оригами, бойз-бенды, одноклассник с третьей парты второго ряда, оранжевый цвет. Всё, что ей когда-то нравилось всегда, оставляло свой отпечаток на повседневности. А последние восемь лет ей нравится Джинсо.
Ким Джинсо — один из самых успешных айдолов Южной Кореи. Тридцатитрёхлетний холостяк имеет не только большое количество всевозможных наград, начиная с музыкальных премий и заканчивая номинациями на звание самого красивого человека Азии. Но и колоссальное количество женских сердец в своём кармане. Пару лет назад, он решил завершить свою карьеру к-поп артиста, чем ошарашил не только поклонников, но и всю страну. Только шок длился недолго. Джинсо всегда говорил, что хочет попробовать себя в роли актёра и собирается двигаться теперь в этом направлении. И он не прогадал. Дорамы с его участием сейчас пользуются огромной популярностью, а количество поклонников увеличилось в разы.
В телефоне у каждой уважающей себя девушки — от шести и до шестидесяти — есть хотя бы одна фотография Джинсо. А так как Мин Тэджи себя очень уважает, то за годы фанатства собрала целый алтарь. И если на общей территории брат запрещает, как он любит выражаться, «гадить», то в своей комнате Джи может использовать каждый сантиметр пространства для поклонению неземной красоте господина Кима.
Тут есть всё: и плакаты, и выставка его альбомов, и атрибуты с концертов, на которые Тэджи терпеливо откладывала последние деньги, и даже «витрина» журналов с кумиром на обложке. Куча мелких безделушек известной тематики покрывают все плоские поверхности комнаты. На кровати красуется выставка подушек с изображениями Ким Джинсо, а в середине гнезда одержимой фанатки величественно располагается огромная подушка с Джинсо в полный рост — просто рай.
…или психбольница.
Там тоже есть комнаты с подушками, но только на стенах.
И все эти Джинсо наблюдают, как Тэджи залетает в спальню и, закидывая телефон в сумку, спешит обратно к выходу. Уже собирается выйти, но в последний момент останавливается, делая шаг назад и поворачивая голову к одному из плакатов на стене:
— Я буду скучать по тебе, оппа! — небрежно целует кончики своих пальцев и дотрагивается до огромного лица айдола где-то в районе уголка его идеальных губ.