Иногда Джи чувствует себя настолько чужой в этом месте, что почти готова сменить гардероб. Мужчины, вроде Чон Сындже и Кан Тэхёна, одеты с иголочки, как и женщины, цокающие по коридорам офисного здания лодочками на тонких шпильках. Только «настоящие» трудяги не заморачиваются над внешним видом: осветители, ответственные за декорации и все те, кто не особо дорожит своим статусом.
Джи пока не знает, какой у неё статус. Она второй сценарист, но нет ощущения, что она действительно значимый персонаж в этом спектакле, к которому сценарий написала сама жизнь. И черновик собственной истории Мин Тэджи будто правит прямо в этот самый момент, садясь на скамейку рядом с Чон Сындже.
— Как ты? — он первым прерывает затяжное молчание, естественно, в тот момент, когда Джи делает первый укус. Она и правда уже проголодалась. — У вас с Джуном вчера выдался непростой день. Сильно испугалась?
Он был первым, кого Тэджи увидела, когда двери наконец-то разблокировались. Возможно, если бы это была романтическая дорама, то она бы бросилась ему на шею, прижимаясь всем телом и дрожа от страха. Но чёрт, жизнь паршивая сценаристка. А Мин Тэджи чувствовала себя ещё паршивее. Потная и уставшая плелась по съёмочному павильону к выходу, мечтая лишь о бутылке воды и освежающем душе. Это Ли Джуну с его фобией пришлось не легко. А она всего лишь потеряла несколько часов своего времени.
— А как мы должны были выглядеть после двух часов на полу в душном помещении без света и воды? — бубнит она, прикрывая рот ладонью, потому что уже откусила кусок корн-дога.
— Я думаю, что вы ещё неплохо держались, — поживает плечами Сындже, и мастерски втыкает трубочку в крышку бананового молока, удерживая бутылочку коленками. — Так-то у меня клаустрофобия. Не знаю, чтобы я делал.
Услышанное вызывает кривую усмешку. Звёздный менеджер Чон Сындже вообще не производит впечатление человека, у которого есть хоть какие-то страхи. Джи скорее с лёгкостью поверит, что он лично знаком с Бейонсе и десять раз прыгал с парашюта. Но никак в то, что он может чувствовать страх, когда нет выхода.
В лифте, когда они вплотную прижимались друг к другу, что Джи до сих пор чувствует мурашки на своей коже от его забытой близости, он был вовсе не похож на запуганного мальчишку. Хотя Джи и про Ли Джуна так бы никогда не подумала. Если бы лично не продержала его больше часа за руку, пытаясь отвлекать пустой болтовнёй, лишь бы он не поддавался страху и не заработал паническую атаку.
— Ты бы сидел рядом с нами и сплетничал про коллег, — с набитым ртом мычит она, попутно пытаясь переживать тесто — сосиска с первого укуса ей не досталась.
— Ага, значит, вы успели спеться и перемыть всем косточки? — вскидывает брови Сындже, припадая губами к трубочке и делая глоток, глядя искоса на Тэджи. Но в ответ она лишь улыбается, и набитые едой щёки искривляют губы, что выходит весьма неискренне. — И что же Джун успел тебе про меня насплетничать? — он снова смотрит на неё, и Джи замечает, как поблёскивает пирсинг в его правой брови.
Прежде она как-то не обращала на эту деталь никакого внимания. И это могло бы показаться дикостью, но ему и правда идёт. Может, у него есть не только пирсинг, но и под одеждой прячутся бунтарские татуировки? Теперь и правда любопытно. Но Джи пока не может приставить ситуацию, в которой Чон Сындже продемонстрирует своё обнажённое тело.
Да и хочется ли ей это вообще представлять?
— А тебе есть чего бояться? — отвечает вопросом на вопрос, делая новый укус.
— Мне? — смеётся он. — У Джуна на меня ничего нет, — он театрально поправляет невидимый галстук, без которого две верхние пуговицы не могут сдержать воротник, а V-образный вырез визуально удлиняет и без того красивую шею Сындже. — Я идеальный.
Его самоуверенность комом встаёт поперёк горла Тэджи, вместе с куском корн-дога, которым она давится:
— Пятно от кетчупа с тобой не согласится, мистер идеальный, — она взглядом указывает на пятно у него на груди и поспешно втыкает в крышку бутылочки трубочку, делая глоток бананового молока.
Уверенность Сындже как рукой снимает. Сначала он не знает, куда пристроить свой корн-дог, а после того, как Джи любезно предлагает его подержать, достаёт из кармана старомодный платок, начиная тщетно растирать свою идеальную репутацию.