Он глубоко вздохнул, и Раогай приникла головой к его плечу.
- Когда я выплыл на берег, - продолжал Миоци, склоняя свою голову к ее голове, я сначала решил, что отчего-то настала ночь. Но вдруг я увидел среди полной темноты светлый диск, и понял, что это солнце. С тех пор я вижу только солнце и более ничего.
- А огонь в очаге? - спросила его Лаоэй. - ты видишь огонь в очаге?
- Нет. Ни в очаге, ни в светильнике, ни в лампаде. Только светлый диск на черном небе - и более ничего.
- Говорят, что те, кто умирал от яда Уурта, видели сияющее небо с черным солнцем, и это видение - ужасно, - проговорила Лаоэй.
- Когда я вижу солнце, мне становится спокойнее, - промолвил белогорец, словно поведав давно скрываемую тайну своего сердца. - А сейчас солнце закрыто тучами, и вокруг меня - только черное небо...
- Дождь перестал, - с улыбкой сказала Лаоэй. - Мы еще сможем увидеть солнце сегодня.
И она взяла Аирэи за руку - так она брала его и Эну много, много лет назад - и вывела из хижины.
- Да, солнце... - промолвил Аирэи. - Оно иное вечером и иное - утром, и совсем иное - в полдень. Теперь я могу смотреть на него всегда - даже в полдень. Оно светлое, он него просветляется даже тьма вокруг - совсем немного, в самый-самый полдень...
- Сейчас солнце стоит над маяком, - сказала Лаоэй. - И я бы хотела попросить тебя о помощи, Аирэи, дитя мое.
- Чем же теперь я могу помочь тебе, о Лаоэй, дева Всесветлого? - печально спросил слепой белогорец.
- Зажги этот маяк! - воскликнула Лаоэй. - Выпусти стрелы Всесветлого из священного лука, восемь зажженных стрел - и зажги маяк. Ты же видишь солнце - а оно стоит над маяком.
И Раогай принесла из хижины огромный священный лук и колчан стрел.
Аирэи ощупал лук, тронул тетиву - та негромко зазвенела в ответ.
Лаоэй тем временм подкатила березовый чурбан и встала на него позади Аирэи, так, чтобы ее голова была вровень с головой белогорца.
- Натяни же лук Всесветлого, дитя мое! - торжественно и повелевающее произнесла она. - Ты же, дочь реки Альсиач, зажигай стрелы от огня милости Всесветлого и подавай их твоему товарищу по странствиям!
И белогорец, широко открыв свои, ничего кроме солнца не видящие, глаза, поднял лук и наставил стрелу, поданную ему Раогай.
Лаоэй осторожно поправила ее - так, что Аирэи ничего не ощутил.
- Выпускай же эту стрелу! Зажги маяк! Да пребудет с тобой благословение Повернувшего вспять ладью! - воскликнула дева Всесветлого.
И запела стрела, устремляясь к далекому маяку. Миоци не видел, как чертила она над выхшедшим из берегов морем, сияющую дугу - словно падала звезда. Он лишь посылал и посылал стрелы одну за другой, всего восемь, и непрерывный звон тетивы стоял в его ушах, а в глазах его было солнце на черном небе.
Наконец, он выпустил последнюю стрелу, и словно огромный костер вспыхнул перед его взором.
- Что случилось? - спросил он недоуменно, и лук выпал из его рук. - О, дева Всесветлого! Матушка Лаоэй! В небе теперь - два солнца!
И, поймав его взгляд - не прежний, устремленный в недосягаемую высь, а живой и зрячий, Раогай, все поняв в долю мгновения, с криком восторга бросилась к лучнику на шею:
- Аирэи!
- О, Раогай!- прошептал он. - Так это была ты, дочь Зарэо? Так это ты странствовала со мною и спасала меня столько раз?
- Да, Аирэи! Я люблю тебя! - воскликнул рыжеволосый Загръар и поцеловал его, а потом, отпрянув и зарыдав, убежал в хижину.
Аирэи шагнул вслед за ней, но Лаоэй удержала его:
- Нет, мой белогорец, - сказала мягко она. - Дадим-ка девочке побыть одной. А мы пойдем под навес, сядем рядом с огнем милости Всесветлого, и продолжим наш разговор, дитя мое, Аирэи!
Брак
В предрассветной мгле Аирэи шел по прибрежным рощам, осторожно ступая по земле, влажной от дождя. На обрыве он остановился и замер, ожидая восхода солнца, устремив взор к горизонту. Наконец, дымка над морем стала золотистой - это взошло солнце.
И тогда Аирэи затаился в кустах, ожидая, когда к его манку из конского волоса прилетят клевать хлебные крошки певчие птицы.
Они слетелись скоро - доверчивые, никогда доселе не видевшие хитроумных силков из конского волоса, и, весело щебеча, начали клевать крошки. Белогорец не спешил - он ждал, негромко насвистывая затейливую трель.
И ему ответили - громко и весело. Маленькая красногрудая птичка с гиней головкой прилетела за своими крошками. Она была умнее и хитрее своих подружек - то склевывала крошки на лету, то пряталась в ветвях дерева. Аирэи насвистывал трели, и она отвечала ему.
Наконец, после долгого разговора с белогорцем, она опустилась к манку. Все птицы мгновенно спорхнули прочь - не то уступая ей место, не то почуяв неладное. Но она расправила алые с синим крылья, и пела и клевала крошки, не обращая внимания ни на что.
И тогда белогорец потянул за конский волос манка...
+++
Лаоэй вывела Раогай одетую в длинную белую рубаху, охваченную поясом из морских ракушек по талии, и поверх рубахи в несколько рядов сияли драгоценные камни ожерелья. На рыжих локонах Раогай был венок из цветов.
Девушка молчала и робко стояла рядом со старицей.
- Раогай! - Аирэи подошел к ней, протягивая ей маленькую клетку из ивовых прутьев и вновь отступая на шаг, когда Раогай приняла его подарок.
Раогай взгялянула на печально нахохлившуюся сине-алую птичку и прошептала:
- Это же "птица зари"... Где же ты отыскал ее, Аирэи? Они все давно улетели на юг!
- Одна осталась - чтобы дождаться тебя, - произнес белогорец, протягивая руки к Раогай. - Примешь ли ты ее в дар?
Раогай молчала, прижимая к груди клетку с забившейся в угол унылой и даже как-то потускневшей птицой.
Глаза дочери Зарэо стали влажными от слез.
- Аирэи, - молвила она. - Ты принес мне драгоценную птицу зари. Но она так страдает в клетке... Отпусти ее, Аирэи!
- Отпусти ее ты сама, Раогай! - мягко улыбнулся ей белогорец. - Прими ее в дар от меня - и отпусти. Мне нечего более подарить тебе, чтобы просить твоей руки.
- О, ты принес мне прекрасный подарок, - ответила Раогай. - И ты любишь меня, Аирэи?
- Да, - отвечал белогорец.
- И я люблю тебя! - отвечала Раогай.
Она зарделась, произнося эти слова, и он обнял ее, и она прильнула к нему. А потом они вместе открыли легкую дверцу клетки, и птица недоверчиво выглянула наружу.
- лети же! - воскликнула Раогай. - Ты свободна, как и прежде!
И птица, услышав ее слова, взмыла в небо, и запела в высоте свою прекрасную песнь, и Аиреи поцеловал Раогай.
- Дети! - проговорила Лаоэй. - Я хочу благословить вас!
- Да, о мать Лаоэй! - воскликнул белогорец. - Благослови Раогай, мою невесту, посланную мне Всесветлым, и благослови меня самого, да не узнает она со мною горя и слез.
- Так не бывает, Аирэи, - прошептала Раогай, пряча лицо на его груди.
- Повернувший вспять Ладью да благословит вас! Да коснется вас грива Жеребенка Великой Степи! - произнесла Раогай, беря за руки девушку и молодого человека, и ведя их к священному огню, огню милости Всесветлого.
Они трижды обошли вокруг священного огня, а потом Лаоэй вынесла им огромную, еще горячую, словно свежеиспеченную, сладкую лепешку и кубок - и они вместе разломили лепешку и вместе пили из кубка.
И потом Лаоэй снова взяла их за руки и вывела их на обрыв - внизу, далеко внизу плескалось утихшее море, а над горизонтом по-прежнему стояла дымка.
Дева Всесветлого простерла длани к востоку.
- О, восстань!
Утешь ожидающих Тебя,
обрадуй устремляющих к Тебе взор.
- О, восстань!
Тебя ждут реки и пастбища,
к Тебе взывают нивы и склоны холмов,
- О, восстань!
к Тебе подняты очи странников,
в Тебе - радость оставленных всеми,
- О, восстань!
чужеземец и сирота не забыты Тобой,