Узники.
Они были рядом - скованы цепями, прикованы к стене, Миоци и Каэрэ.
- Ты - сын Запада? - спросил белогорец.
- Сынов Запада нет. Это глупость и ложь, - ответил Каэрэ.
- Прости меня за все зло, что я причинил тебе, Каэрэ, - просто сказал белогорец. - Ты - благородный человек. А я пошел на поводу у предрассудков и глупой молвы.
- Главное, что мы умрем рядом - как того и хотела Сашиа. Ее сердце раздиралось оттого, что ты так одинок всю жизнь. И ее дружба не могла заполнить эту бездну.
- Она об этом с тобой говорила?
- Да. Редкая сестра так любит своего брата. Она сумела сделать так, что ты стал мне как брат. И я прощаю тебе все несправедливости - по закону братской любви. Мы умрем вместе, Аирэи. Эалиэ! Так говорю я тебе. И это - благородная смерть.
- Да, воистину, Каэрэ, ты говоришь, как белогорец! Смерть рядом с другим - смерть благородная, как бы она ни выглядела... если кто-то решился разделить твою смерть, он лишает смерть ее жала, ее гнилых ядовитых зубов. Мы узнаем друг друга на Ладье Всесветлого, мы не забудем друг друга.
- Ладья повернута вспять, и ты это увидишь, - сказал Каэрэ.
Новый подземный толчок заставил загреметь их цепи, а под каменным полом зарокотала вода.
- Рано или поздно сюда прорвутся подземные источники, и погребут нас, - сказал Миоци.
- Подождите хоронить себя! - раздался знакомый голос.
- Игэа! - закричали оба, веря и не веря.
- Я теперь живу под землею, друзья мои, - говорил полушутя-полусерьезно врач-фроуэрец, потряхивая целой связкой ключей. - После того, как меня завалило в Ладье, большинство считает меня умершим, и я брожу по подземным переходам. Нет ничего проще, оказывается, чем придти к вам... конечно, я очень боялся, что вас казнят публично, но Табунщик милостив, и вы живы.
- Что с Сашиа?
- Она жива на Башне - более я ничего не знаю. Как только я расправляюсь с вашими замками, мы пойдем к ней - и ничто нас не удержит. Сашиа будет жить, и осмелишься ли ты спорить с нами, о жрец Всесветлого?
Сашиа.
Взор ее тонул в далях, открывающихся ей. Воды, воды, воды вытекали наружу, разрушая сухую землю, раскачивая Башню, покрывая собою Тэ-ан. Воды Великого Табунщика вырвались - и люди поспешно искали лодки на своих чердаках, а кто не держал их там из страха перед сокунами и указами Нэшиа, спешно связывали плоты. Вода поднималась все выше и выше, и улицы стали реками.
А по лагерю врага у водопада Аир, где сияла вечная радуга, шел воевода Зарэо и с ним был Игъаар, и его оруженосец, фроуэрец Рараэ.
- Мы хотим видеть Нилшоцэа, - сказал Зарэо - и молчание было ему ответом. Палатки были пусты, а воины сокуны лежали мертвые - убитые не оружием войны, а словно пораженные эпидемией, передающейся через ядовитые воды.
- Сыны Запада убивают всех, когда понимают, что их время прошло, - проговорил Игъаар.
- Сынов Запада нет. А есть лишь скверные люди, - сурово ответил Зарэо царевичу.
И они вошли в палатку предводителя войска.
На троне правителя Аэолы и Фроуэро - переносном, позолоченном троне, на котором Игъаар привык видеть своего отца - сидел Нилшоцэа. Он молча смотрел на вошедших.
- Сложите оружие, - тихо сказал он. - И тогда мы будем говорить, и вы останетесь живы.
- Ты проиграл, Нилшоцэа, ответил Игъаар. - И ты - убийца правителя Фроуэро.
- Твой отец много кого уложил с помощью яда Уурта, - сказал Нилшоцэа.
Игъаар промолчал.
Нилшоцэа сошел с трона и подошел к гостям.
- Вы окружены, - с улыбкой сказал он. - Вы думали, вы вошли в стан мертвых? Здесь все - живы!
У входа выросли фигуры сокунов.
- Бросайте оружие, Зарэо и Игъаар, и будем договариваться, - сказал Нилшоцэа, после того, как воевода и царевич опустили на землю кинжалы. Сокуны стояли за их спинами, не шелохнувшись.
- Во-первых, мы подписываем с вами договор, в котором я становлюсь правителем Аэолы, Фроуэро и островов Соэтамо, и всего, что под дымкой моря, - начал Нилшоцэа. Лицо его отражало неверный свет светильников и казалось каким-то перекошенным.
...Еще один - предпоследний - узел развязался на поясе Сашиа - Башня качнулась, словно детская игрушка, которую строят из отточенных камешков на берегу моря в жаркий погожий день.
- Сашиа! - кричали снизу, - Сашиа! - Сейчас мы придем к тебе на помощь!
Но новые потоки отрезали Башню от города, и пробиться к ней было невозможно, хотя Нээ и сыновья Гриаэ яростно работали веслами.
- Подвал! - кричала Сашиа. - Они в подвале! Освободите их!
Но из-за рева воды уже никто ее не слышал. И она взяла флейту - чтобы играть, но и флейта не могла превозмочь шум стремящейся из-под земли воды. И она увидела, как Нилшоцэа говорит - одними губами:
- А потом вы все поклонитесь Уурту. А тебя, Игъаар, я принесу ему в жертву. Это выкуп за жизнь твоих детей, Зарэо!
И тут Нилшоцэа странно повернул голову, как будто в судороге хотел посмотреть, что у него внизу за левым плечом и рухнул на землю. А из-за трона вышел человек в черном облегающем костюме.
- Ох, глупец Нилшоцэа, - проговорил он. - Приветствую тебя, Зарэо, и тебя, благородный Игъаар. Не смог этот несчастный понять мудрости... удел его - яд и темная ладья...
Он вздохнул и воздел вверх руки, намазанные то ли кровью, то ли свеклой:
- Я сам - великий Уурт Темноогненный. И я принимаю ваше поклонение.
И тогда Зарэо выхватил меч с правого бедра у левши Рараэ и пронзил Эррэ насквозь. Тот даже ничего не успел сказать - кровь, темная и густая заливала древний воинский трон царей, а Игъаар, Зарэо и Рараэ прорывались через ряды сокунов, обращая их в бегство.
- С безумием сынов Запада покончено, - сказал Зарэо. - Готовьте лодки - плывем к Тэ-ану. Мы еще можем успеть.
- Гроза собирается, о воевода, - сказал Игъаар, и это были его последние слова, потому что неслыханные удары грома прокатились над Аир.
...И вода была им уже до колен. Игэа, мокрый от воды и от пота, повторял:
- Нет, не может быть. Я всегда находил выход - всегда справлялся. Надо зажать второй ключ зубами... неважно, что у меня нет руки...
Ключи и отмычки, наконец, выпали из пальцев его левой руки, и его бессильная правая рука не смогла схватить их. Они упали глубоко на мутное дно зловонной воды подвала и пропали навек. И в бессилии Игэа заплакал.
- О, Игэа, - прошептал Миоци.
- Не плачь, - просто сказал Каэрэ. - Это уже не важно. Теперь уходи, пока для тебя еще есть выход.
- Я останусь с вами, - вдруг, резко выпрямившись, сказал фроуэрец. - Эалиэ! Мой сын должен знать, что его отец умер благородной смертью белогорца. Мои сыновья... и Лэла... и Аэй... и Огаэ...
- Уходи, пока еще можно спастись, Игэа, - умоляюще попросил Миоци.
- Нет, я остаюсь. Я не могу уйти. Я преломлял хлеб Тису и пускал по кругу Его Чашу. Мне теперь надо сделать то самое, что это означает. И я останусь с вами, моими друзьями - и вместе мы увидим, что Ладья повернута вспять.
И тогда заплакал Миоци и прослезился Каэрэ, а Игэа, стоя по пояс в воде рядом с ними, положил свою правую, мертвую руку на плечо Миоци, а другой, живой, обнял Каэрэ, и пока он делал это, вода дошла им до груди. И правая рука Игэа стала сползать с плеча Аирэи - и тогда он схватил ее изо всех сил зубами за плечо, так, что потекла кровь.
И земля качнулась, и вода прибыла - и стала им по шею.
- Эалиэ! - воскликнул Миоци, - и это было его последним словом - измученный, он потерял сознание.
- О, Табунщик, откройся ему! - проговорил, плача, Игэа. - Каэрэ! Каэрэ!
- Он откроется, его дело спасать, - сказал Каэрэ, отплевывая воду. - Эалиэ, Игэа!
И Игэа запел:
Сила Его
во вселенной простерлась,
словно начертание последней буквы
древнего алфавита
Аэолы и Фроуэро.
Сила Его держит весь мир,